Эгис Румит - Песня для Корби

Он положил бинокль на место и поднял телефон.

Ник снял трубку почти мгновенно. Его голос прозвучал прежде первого гудка, как будто он уже держал мобильный в руке.

— Алло, — сказал он.

«Живой», — подумал Корби.

— Ник, — ответил он, — это я.

Повисла пауза. — Моего деда убили, — сказал Корби.

Ник ответил не сразу. Некоторое время в трубке был слышен только слабый звук его дыхания. Корби закрыл глаза. Он ждал, что сейчас раздастся матерное слово, или просто гудки.

— Я знаю, — наконец, сказал Ник. — Мне звонил Крин.

— Он так быстро узнал? — удивился Корби.

— А откуда об этом знаешь ты? — спросил Ник.

— Я нахожусь в том же доме, где его убили, — объяснил Корби. — Я слышал, как полиция опрашивала свидетелей.

Он вдруг заметил, что сжимает в кулак свободную от трубки руку. Он медленно расслабил пальцы и увидел, что на ладони остались следы ногтей. «Ник говорит со мной, — подумал он. — Не так, как обычно, но все-таки говорит».

— Я мог бы спросить, как ты там оказался, — заметил Ник, — но если честно, мне плевать.

— Я… — Корби замолчал. Он хотел ответить, что знает это чувство, но не знал, как об этом сказать.

— Ты, — повторил Ник.

— …знаю, что ты чувствуешь, — сказал Корби.

— Да? — переспросил Ник.

— Я тоже чувствовал равнодушие, — объяснил Корби.

— Это сомнительная заслуга, — заметил Ник.

Корби не нашелся с ответом.

— Ара тебе звонил? — спросил он. — У него все в порядке?

— Да, — ответил Ник. — Вчера утром нам угрожала только одна банда убийц, а теперь их стало две.

Он говорил очень спокойно.

— Зачем ты позвонил? — спросил Ник.

— Мы ведь еще друзья, — сказал Корби.

— Ты уверен? — поинтересовался Ник.

Трубка вдруг вспотела у Корби в руке.

— Только ты можешь мне сказать, — еле слышно ответил он.

— Ты мог отправить в тюремную больницу всех трех убийц Андрея, — сказал Ник. — Вместо этого они на свободе. Ты мог нормально дать показания в полиции и поговорить с отцом Андрея. Вместо этого ты сделал так, что он теперь тоже готов нас убить.

Корби молчал.

— На нас с Арой давит полиция, — продолжал Ник. — Нас допрашивали еще раз. Теперь убили твоего деда, и через час я опять пойду в полицию, потому что у них снова есть вопросы.

Трубка скользила в руке Корби.

— И знаешь что? Не знаю зачем, но мы продолжали нести лабуду про пистолет твоего дедушки, прикрывая твою гребаную задницу, — холодно добавил Ник. — Ты убежал из отделения и шлялся черт знает где, пока мы врали людям в глаза. А через два часа Ара позвонил мне и сказал, что ты погиб.

— Погиб? — переспросил Корби.

— Да, — странным голосом повторил Ник, — погиб. Ара получил ммс с твоей фоткой и перезвонил на сотовый, с которого она пришла. Твой странный новый знакомый сказал ему, что ты прыгнул с крыши с парашютом и попал под грузовик.

Корби слушал его в оцепенении.

— Мы тебя похоронили, — продолжал Ник, — а еще через два часа узнали, что ты жив, что тебя волочило по дороге через пол-Москвы, и что ты чуть ли не герой вечерних новостей. И тогда нас второй раз дернули на допрос.

Ник перевел дыхание.

— Ты не стоишь слез черного брата, — закончил он. — И мне даже не интересно, как ты оказался в месте, где убили твоего деда.

Ник замолчал.

— Я не хотел, — ответил Корби. Ему показалось, что вот, вот сейчас это произойдет: Ник бросит трубку. Но этого не происходило. На линии была тишина. Корби понял, что снова должен говорить, как полчаса назад говорил за столом на Аниной кухне.

— Мои родители умерли, — сказал он, — и я порезал вены.

Его голос сорвался.

— Я ненормальный, — продолжал он. — Когда Андрей погиб, у меня стало сносить крышу. Не сразу. Сначала я просто испугался, что меня посадят. А потом у меня стало сносить крышу.

Ник слушал молча.

— Как будто все повторилось, — тихо сказал Корби. — Кровь, смерть, машины ночью. Я снова захотел покончить с собой. Прошлой ночью дед нашел черного психиатра, и тот вколол мне какую-то дрянь.

— Это правда? — спросил Ник.

— Да, — подтвердил Корби. — А утром я сбежал из отделения, потому что снова хотел себя убить.

— Ара что-то про это сказал, — вспомнил Ник.

— Я прошел полквартала, — закончил Корби, — а потом они меня забрали.

Ник молчал.

— Не надо меня ненавидеть, — голос Корби опять сорвался. — После смерти деда я испугался, что вас с Арой тоже могли убить. Я позвонил узнать, как у тебя дела.

— Не знаю, — наконец, сказал Ник. — Наверное, очень плохо.

— Нам нужно встретиться, — сказал Корби.

— Зачем? — спросил Ник.

— Чтобы держаться вместе, — ответил Корби. — Мы в опасности, и нужно что-то придумать.

— Я не уверен, что хочу тебя видеть, — ответил Ник. — Извини, Корби. В какой-то момент мне слишком понравилось думать, что ты тоже умер.

Корби пришло в голову, что ситуация странным образом перевернулась. Несколько дней назад он вот так же отвергал дружбу Андрея: гнал навязчивого мальчика от себя, просил его не звонить и не появляться.

— Ник, — сказал Корби, — я никому не хотел причинять боль. Я просто хотел не испытывать ее сам.

— Это пустые слова, — ответил Ник.

И Андрей тогда тоже говорил много слов. Корби не знал, были ли они пустыми, но точно помнил, что они до него не доходили. Отношение Корби изменилось только тогда, когда Андрей погиб.

— Ник, — еле слышно спросил Корби, — как ты можешь говорить, что тебе это понравилось? Что тебе понравилась моя смерть?

Ник ответил не сразу.

— Обещай мне, что не позвонишь Аре, — сказал он.

— Почему я должен тебе это обещать? — затравленно спросил Корби.

— Потому что он может сойти с ума, если ты не оставишь его в покое, — сказал Ник. — Мы все можем сойти с ума. Ты сам сказал, что сумасшедший. Твое безумие заразно. Я тоже в эти дни вспомнил, как умирала мама, и я не хочу этого больше.

Корби вдруг понял, что ему было дано почти невозможное. Это невозможное ему дали друзья. Четыре года он жил в неведении. Посреди разрушения и смерти он снова стал счастливым. От ненависти, которая заставляла его бросаться даже на траву и деревья, он пришел к тому, что снова смог дышать воздухом, ходить в школу, слушать музыку, смеяться.

«А Ник? — подумал Корби. — У него умерла мать, а его отец медленно спивается. Ара? Он живет с матерью-кликушей, которая таскает его, чернокожего, в армянскую общину, где он никогда не будет своим. Мы все должны были быть несчастны на протяжении всех этих четырех лет. Но мы были счастливы. Пока не погиб Андрей».

— Все кончилось со смертью Андрея? — спросил Корби. — Вся наша дружба?

Ник молчал. Корби на глаза навернулись слезы.

— Я благодарен, — пробормотал он, — что мы были вместе. И я не могу тебе обещать, что не позвоню Аре. Потому что он и мой друг тоже, и только он может мне сказать, что не будет со мной общаться.