Эгис Румит - Песня для Корби

Корби помнил, какой чужой эта комната показалась ему четыре года назад. Теперь он не хотел отсюда уходить. Ему даже было немного страшно. Он привык к этим стенам. Эта дверь со щеколдой много лет защищала его от сумасшедшего старика. Дед угрожал, что в отсутствие внука снимет щеколду, но почему-то так и не снял. Корби всегда мог запереться в своей маленькой крепости.

Кровь перестала. Корби скомкал салфетки и метко бросил их в мусорку под столом.

— Итак, — подытожил он, — это лучшее утро в моей гребаной недолгой жизни. Я ухожу.

У него в голове сложился простой план. Через два дня будут известны результаты ЕГЭ. Если они сносные, в августе Корби сможет переехать в студенческое общежитие, а потом легко отсудит у деда права на квартиру родителей. Но он не будет дожидаться августа. Он уйдет из дома прямо сейчас, пока любимый дедушка не успел окончательно свести его с ума.

Корби стянул покрывало с кровати, забрал себе простыню и наволочку, бросил их в рюкзак на общую кучу одежды. Потом переоделся сам. Грязное белье он решил оставить здесь. Он обойдется без пары ношенных носков.

Так, что еще? Его взгляд обратился к книжным полкам. Он знал, что не сможет унести много, поэтому выхватил с полки только самое любимое: Сат-Ок «Земля соленых скал», «Артемис Фаул» Колфера и «Двенадцать стульев». Потом повернулся к компьютерному столику. Он решил, что вложит в книги еще пару самых ценных дисков. Ребра сиди-коробок смотрели со стеллажа. Читать мелкие надписи было сложно. Корби нашел подписанное Гааном японское издание «Playing the Angel» Дэпеш Мод — неожиданный и щедрый подарок Короля, фронтмена «Зеленых Созданий» — и вложил его в книжку Сат-Ок.

Он заметил на стене над кроватью свой лук. Тетива была снята, пластик реверсивных плеч изгибался серыми дугами. Корби замешкался, глядя на оружие. Оно было красивым и благородным. Он использовал его только для спорта и помнил, какой радостью наполнялось его сердце, когда пальцы легко соскальзывали с тетивы.

Если бы не та несчастная свинья, которую ему в буквальном смысле подложили…

— Прости, прощай, — сказал Корби, — я больше не возьму тебя.

Он наклонился к оружию, тронул его кончиками пальцев, потом снял из-под него свою любимую семейную фотографию. Он на ней был совсем маленьким, сидел между отцом и матерью. Корби знал, что это паршивая фотография: мама смотрела куда-то в сторону, а в папиных глазах горели вампирские красные блики от фотовспышки, — однако он любил именно ее. Подросток положил ее вместе с ноутбуком в отделение для бумаг.

— И это все? — с легким недоумением спросил он себя.

Минуту он осматривал комнату. Ему пришло в голову, что в десятидневную поездку люди берут больше вещей, чем когда уезжают откуда-то навсегда.

— Все, — подтвердил Корби.

Он застегнул рюкзак, поставил его у двери, а сам лег животом на пол и заглянул в щель над порогом. Отсюда было видно большую часть коридора — пузырчатая пустошь линолеума, пыль под тумбочкой, ботинки.

Из-под двери тянуло сквозняком. Паркетные половицы все еще хранили запах сосны и цапонного лака. Корби подумал, что вот так, наверное, мир видят мыши. Они смотрят на все снизу вверх, а ножки кровати кажутся им башнями.

Юноша вспомнил, что не взял две важные вещи. Он тихо встал, добавил к содержимому рюкзака свою электробритву и зарядку для мобильного телефона. Потом снова лег на пол. Табуретка исчезла. Старик ушел. Но этого было мало. Корби хотел точно знать, в какой именно комнате находится дед.

Пока он был в засаде, к нему приходили мысли. Корби стал думать о том, где будет жить в ближайшие дни.

У него была возможность, поджав хвост, вернуться к Ире, но он, само собой, не хотел этого делать. Куда большие надежды он возлагал на Ника. Отец его друга был самым спокойным и милым из всех родителей, которых Корби когда-либо видел. Да, он пил. Но он никогда никому не хамил и ни с кем не дрался. Он слушал хэви-метал, мечтал купить какой-то особенный мотоцикл, смотрел те же фильмы, что и его сын. С ним можно было поговорить, и у него можно было попросить помощи.

Когда Корби думал о Нике, в его памяти воскресли события раннего утра. Он даже сам удивился, как пощечина деда выбила проблему Андрея из его головы. Вот это удар мастера. Корби хихикнул.

Он вспомнил, что обещал Аре рассказать Нику про их уговор. А между тем он сам до сих пор не знает, какую вещь можно принести на их встречу. Украсть у старика вставную челюсть? Смешно.

Нет. Нужен настоящий запретный плод.

Корби услышал шорох, потом скрип шагов. Он затаил дыхание и наблюдал, как тапочки старика, поскрипывая и постукивая, движутся вдоль по коридору. Рябин что-то бормотал себе под нос.

— Слабак. Убежал. Испугался. Слабак. — Рваные бессмысленные слова. Корби не сомневался, что они относятся к нему. — Никогда ничего не мог.

Внезапно Корби осенило. Он понял, что есть только одна вещь, которая ему подходит. Подходит по-настоящему.

Дед пощелкал выключателем, потом открыл дверь туалета. Полоса света пробежала через коридор и снова исчезла. Дверь захлопнулась.

Корби понял, что это его шанс. Он вскочил, бесшумно, но очень быстро распахнул дверь своей комнаты, в два прыжка пронесся через темный коридор, взял из ванной швабру и заложил ею дверь туалета. Старик услышал, как ручка швабры стукнула о ручку, но неправильно истолковал этот звук.

— Занято, супостат, — гаркнул он. — Чего тебя понесло в ту же минуту?

Корби не ответил. Он зашел в комнату деда, приподнял край ковра. Там лежал ключ от верхнего ящика дедушкиного письменного стола. Подросток никогда бы не нашел этот ключ, если бы старик не ленился сам убирать в своей комнате.

Корби взял ключ и отпер ящик.

Деньги — три пачки тысячных купюр, стянутых банковскими резинками — лежали, прикрытые кипой счетов за квартиру. Старик получал пенсию в тридцать пять тысяч, и еще двадцать пять ему зарабатывала квартира Корби, а тратил он немного. Внуку он денег почти не давал, новые вещи покупал редко.

«Никаких угрызений совести, — подумал подросток, — это мои деньги».

Он схватил две пачки, потом вспомнил, что сегодня семнадцатое. По восемнадцатым числам дед ездил забирать у квартиросъемщиков деньги. Значит, завтра он полезет в этот стол. Корби решил сделать хитрее. Он вытащил из каждой пачки четверть купюр, а оставшиеся, еще довольно толстые, денежные брикетики положил на их прежнее место. Потом он сдвинул бумаги и заглянул в глубину ящика.

«Стечкин» был там. Его рукоятка поблескивала через щели в кобуре. Оружие убийцы, пистолет палача, заряженный боевыми патронами и готовый к работе. Корби вспомнил визг свиньи, и его охватила легкая нервная дрожь. Он поднял «стечкин». Пушка была тяжелой. Ее жесткая кобура могла использоваться в качестве приклада, и тогда оружие превращалось в маленький пулемет.