Эгис Румит - Песня для Корби

Вестибюль дома был роскошным: равнодушный консьерж, мрамор, лестница с параллельными маршами, сверкающие хромом двери лифтов. Мать Андрея по лестнице поднялась на второй этаж. Дверь ее квартиры была не закрыта. Женщина просто толкнула ее и прошла внутрь. Корби первым решился последовать за ней. Не сговариваясь, друзья остановились в прихожей и сняли обувь.

Это была квартира американского типа: широкая прихожая с огромным гардеробом, спрятанным за раздвижными панелями, плавно переходила в огромную гостиную. Часть просторной комнаты занимала кухня, отделенная от остального помещения высокой стойкой. Белые стены. Половина мебели из стекла и нержавеющей стали. Синие диваны напротив домашнего кинотеатра. Ни пылинки. Нет грязной посуды, разбросанных вещей, книг, газет, тапочек. Пульт от телевизора лежит ровно в центре журнального столика. У Корби сложилось впечатление, что в этой квартире не живут.

Маргарита опустилась в одно из кресел рядом с диваном, скрестила руки на груди и замерла. Ее спокойствие выглядело еще менее приятно, чем истерика. Изможденная женщина посреди стерильной чистоты своего безжизненного дома, она казалась фигурой из бледного воска, выставленной в музее абстрактного искусства.

Подростки остановились на черно-белом шахматном ковре в центре комнаты. Все молчали. Даже Алеся, которая до этого легко и много говорила, теперь безмолвно и серьезно рассматривала незнакомую обстановку. Отец Андрея зашел в квартиру последним, но первым нарушил тишину.

— Не похоже на наш прежний дом, — обронил он.

— Я вчера убиралась. Везде, кроме его комнаты, — ответила Маргарита.

Корби представил, как она мыла все эти стеклянные поверхности, чистила ковры и выкидывала разные маленькие необходимые вещи. «Родители Андрея безумны, — подумал он, — не чуть-чуть, как мы с Ником, а совершенно, абсолютно безумны. Безумны навсегда».

— А где комната братика? — спросила Алеся.

— Та дверь, — чуть приподняв руку от подлокотника кресла, показала мать Андрея.

— Пойдем? — спросила Алеся.

Никто не двигался с места. Все смотрели на Корби. Ему стало страшно. «Сейчас мои ноги подкосятся, — подумал он, — и я упаду. Пожалуйста. Пусть так и будет. Пусть я никогда не открою эту дверь. Андрей, зачем ты все это сделал со мной и с нами со всеми? И как ты это сделал?»

Корби медленно подошел к двери. Ему пришло в голову, что у всего происходящего должен быть предел. Сейчас он коснется пальцами хромированной ручки — и просто проснется. Он окажется в своей комнате, в кровати, одетый, и снова будет утро вчерашнего дня и наркотический бред, а потом — проглоченные бритвенные лезвия, ужасная боль, горловое кровотечение и смерть. Все закончится.

Подросток надавил на холодный металл дверной ручки. Замок тихо щелкнул, и дверь открылась.

Корби ждал чего-то загадочного или страшного. Он ждал, что эта комната будет такой же холодной и неживой, как и вся квартира. Но он ошибся.

Комната была очень светлой. Белые стены. Ворох белья на неубранной постели. Тумбочка у изголовья со сбитым на бок будильником. На ковре — мягкие тапочки. Над кроватью висела конструкция из тонких металлических трубочек. Легкий сквозняк заставлял их тихо звенеть.

Корби сделал два шага и остановился. Его глаза начали привыкать к яркому свету заходящего солнца.

Матово блестящий пластик письменного стола. Стеллажи вдоль стен. Часть из них занята книгами, на всех остальных — скатанные в рулоны листы бумаги. У окна — накрытый тряпкой мольберт. Окно открыто. После дождя на подоконнике собралась лужа. В ней, истекая красками, мокнет палитра.

У Корби перехватило дыхание. Казалось, что Андрей только что ушел отсюда, или не уходил вовсе, что он сейчас явится — из чистого воздуха, из солнечных лучей, из мягкого перезвона колокольчиков.

— Он что, рисовал? — еле слышно спросил Токомин.

Маргарита странно рассмеялась из своего кресла.

— Ты не знал? — удивилась она. — Он не рассказывал тебе?

Токомин промолчал. Комар оглянулся на него.

— Вашему сыну принадлежат все граффити на стенах клуба, который во дворе, — сообщил он.

Корби пересек комнату и дрожащей рукой стянул тряпку с мольберта.

Ткань беззвучно соскользнула на паркет. Под ней был смеющийся мальчишка. Одной рукой он приглаживал свои непокорные волосы, а в другой держал банку с пивом. Его черная шевелюра обрывалась в белую пустоту листа.

В комнату вошли другие.

— Это же ты, — сказала у Корби за спиной Аня. — Как красиво.

Корби стало нехорошо. Он слышал, как кровь стучит у него в ушах. Андрей. Корби мог поклясться, что он нарисовал это позавчера, в день своей смерти. Он нарисовал это смеющееся солнечное лицо после их позорного утреннего разговора.

Корби зажмурился и все равно чувствовал в глазах горячую резь подступающих слез. «Почему он не показал это мне? — подумал он. — Если бы я увидел это раньше, я бы все сделал по-другому. Зачем он пытался говорить свои неловкие сбивчивые слова, когда у него было это?»

Он почувствовал, как кто-то теребит его за руку, и открыл глаза. Это оказалась Алеся. Она больше не сидела у Ани на руках. Она стояла перед Корби и снизу вверх смотрела на него.

— Не плачь, — сказала она. — Братик не хотел, чтобы ты плакал.

По лицу Корби прошла нервная судорога.

— Это тот, кто приходит из долин, хочет, чтобы ты плакал, — продолжала Алеся. — Он всех делает другими.

Неожиданно она подцепила у себя на шее незаметную цепочку и вытянула из-за ворота ключ.

— Вот, смотри, — сказала она. — Братик мне это дал. Он говорил, что ты найдешь, что этим открыть.

Корби машинально подставил руку, и Алеся вложила ключ ему в ладонь. Он был простой, матово-серебристый, и казался ужасно холодным и тяжелым.

Корби услышал, как скрипнула кровать, и оглянулся. Там сидел Андрей. Он был в домашних шортах, а на его обнаженной груди висел такой же ключ, как тот, который Корби сжимал в руке. Тело мальчика было полупрозрачным, его лицо мерцало в лучах заходящего солнца. Призрак чему-то улыбнулся, соскользнул с кровати и опустился на одно колено. Он пошарил рукой под кроватью и вытянул оттуда тяжелый черный чемодан.

Корби почувствовал, как его несильно ударили по щеке. Он помотал головой и очнулся.

— Ты опять… — испуганно начал Ара.

— Да знаю, — оборвал его Корби. Он разжал кулак и увидел, что у него на ладони по-прежнему лежит ключ. Металл уже не казался таким холодным.

— Ник, — попросил Корби, — загляни под кровать Андрея. Там должен быть старый черный чемодан.

— Откуда ты знаешь? — спросил Комар.

— Мне так кажется, — ответил Корби. Он подумал, что хочет, чтобы это была ошибка, шутка, галлюцинация, чтобы Андрей ничего им не оставлял. Но он знал, что чемодан там.