Эрика Свайлер - Книга домыслов

На месте вырубки, к северу от Берлингтона, они разбили лагерь под сенью древних дубов. Привал не был запланирован, но люди чувствовали себя до крайности измотанными. Не хватало рук, а это делало путешествие еще более трудным. Пибоди подошел к двери фургона Амоса. Она чуть-чуть приоткрылась. В щелку смотрел темный глаз.

– Мальчик мой! Пришло время поработать. Это укрепит твой дух, а твоей малышке лучше видеть своего папочку счастливым. Действо старое. – Пибоди прокашлялся. – Все будет так же, как и прежде. Полагаю, ты со всем прекрасно справишься.

Дверь приоткрылась чуть шире. Пибоди покусывал нижнюю губу. Его борода щетинилась.

– Мы всегда хорошо друг друга понимали. Пожалуйста, пусть все будет по-прежнему. Мы начнем все сызнова.

Дверь с грохотом затворилась.

Спустя несколько часов после этого Амос вышел из фургона, держа на руках свою дочь. Он был худым, как бездомный пес, одежда едва не спадала с его плеч. Амос шел по лагерю, все с любопытством уставились на него, ловя каждое его движение. Амос постучал в дверь фургона Пибоди, и та сразу же распахнулась. Шляпа с загнутыми вверх полями была нахлобучена на голову набекрень. Старик улыбнулся.

– Хорошо, что ты пришел, добрый молодец. А наша маленькая красавица стала еще краше. Я…

Амос сунул Бесс Пибоди в руки. Он бросил последний взгляд на свою дочь, а затем развернулся на стоптанных каблуках башмаков и зашагал обратно через лагерь. Пибоди, держа малышку на руках, смотрел, как Амос, минув последний фургон, скрылся в лесной чаще. К тому времени, когда старик додумался послать ему вдогонку Мейксела, Амос углубился в лес настолько, что Пибоди потерял его из виду. Малышка посмотрела в его прищуренные голубые глаза, зажала кончик бороды старика в своем кулачке и что-то пролепетала.

– Да, маленькая красавица, – сказал он настолько мягко, насколько мог. – И что мы здесь имеем?

В лесу Амос сбросил с ног башмаки. Его босые ноги с радостью коснулись мягкой лесной земли. Пальцы вдавились в нее. Потом с плеч был сброшен камзол, он повис на колючем кустарнике. Затем Амос сорвал с шеи изодранное жабо, снял сорочку. Он раздевался, чтобы кожей ощутить лес. Было забавно видеть, какой бледной стала его кожа за те годы, что он носил одежду. Загорелые руки, казалось, принадлежали другому человеку. Амос шел, карабкался и продирался сквозь заросли несколько часов. Он не расставался с лентой, которую обернул вокруг большого пальца руки, ласково поглаживая ее. Он перелазил через стволы упавших деревьев и камни, мягко ступая, не издавая ни малейшего звука. Там, где три высокие скалы стояли, тесно прижимаясь друг к другу, он остановился. Журчание свидетельствовало, что где-то поблизости протекает ручей. В этом звуке он услышал шепот Эвангелины: «Ты дома. Я твой дом».

Он принялся взбираться на скалу, выискивая неровности на ее поверхности. Пальцы цеплялись за малейшие выступы. Амос взбирался до тех пор, пока не оказался на вершине самой высокой скалы. Его дыхание замедлилось. Пора отдохнуть. Он уселся так, как сидел задолго до Эвангелины, Рыжковой и Пибоди. Он ощущал себя маленьким мальчиком, забравшимся в лачугу, в которой родился.

Солнце начало садиться. Тени удлинялись. Уханье совы отразилось эхом от скал. Он не двигался. Тень Амоса накладывалась на тени, отбрасываемые деревьями и кустарниками, такие же темные, как его волосы. Дыхание его все замедлялось, пока не слилось с дыханием окружающего мира. Всего лишь легкое дуновение. Он стал частью леса и воздуха. Морщины на его лице разгладились. Печаль отступила. Вот молодой человек, сидящий на вершине, еще виден, а вот он исчез.

На следующий день Мелина нашла одежду Амоса и ленту с платья Эвангелины. Она принесла их Пибоди. Хозяин тотчас же распорядился их сжечь. Хотя Мелина сказала, что выполнила приказ, на самом деле она сунула их в свой дорожный сундук. Это для Бесс, когда девочка вырастет. Нельзя, чтобы они пропали. Каждый ребенок должен знать своих родителей.

Пибоди заботился о Бесс так, словно она была его внучкой. Он окружил девочку любовью и заботой и считал ее своим лучшим достижением за все те годы, что возил свой цирк по дорогам. Он распорядился, чтобы ее научили плавать. Бесс плавала так, словно вода была ее родной стихией. Пибоди был ужасно рад тому, что ребенок на удивление долго может задерживать дыхание под водой. По вечерам он строил планы на будущее. Рядом с колонками цифр Пибоди нарисовал рыжими чернилами плавательный бассейн из стекла… Если он, конечно, сможет позволить себе стекло. Черные волосы Бесс стали длинными, как у матери, а вот глаза у ребенка были большими, как у Амоса.

На ее пятый день рождения Пибоди подарил девочке лакированную шкатулку, украшенную изображениями царевича и Жар-птицы.

– Бесс! Моя маленькая ласточка, – пророкотал он, когда девочка открыла шкатулку. – Эти карты особенные. Они принадлежали твоему отцу, чудесному человеку. В этих картах сокрыт ключ от всех тайн мира. Пришло время обучить тебя этому искусству. Мой сын Захария пишет, что наш друг Бенно нашел тебе наставницу. Ее зовут Катя. Она дочь наставницы твоего отца.

Нежные пальчики девочки прикоснулись к оранжевой колоде и перевернули первую карту. Молния и пламя. Разорванное небо. Башня.

24 июля

Утром в дверь постучали. Мы пережили эту ночь. Алиса стояла у главного входа и барабанила рукой в стеклянную дверь. На ногах у нее были зеленые резиновые сапоги. Как всегда, сама практичность.

Энола проснулась, когда я легонько потряс ее за плечо. Дойла она разбудила звонким поцелуем.

– Пошли, – сказал я. – Поможете мне оттащить куртки, а то Алиса зайти не может.

– Она здесь? А я-то думала, что мы завезем ей ключи!

– Наверное, она просто хочет посмотреть, как здесь обстоят дела.

Отодвинув кресла, мы расшвыряли куртки и свитера в стороны. Каждая падала на пол с чвакающим звуком мокрого половичка. Снаружи Алиса нервно вертелась, приподнимаясь на носках. Что-то не так. Мы отперли дверь.

– Господи! – воскликнула она. – И здесь потоп! Много книг пропало?

Книги. Она, конечно же, пришла сюда из-за книг. Я и не знал, что хочу, чтобы Алиса обо мне волновалась, до той минуты, когда понял, что ее больше волнует сохранность книг.

– Внизу хуже всего. Я спас все, что смог. Щель под задней дверью заткнули, но многого сделать мы все равно не могли. Извини… Китовый архив остался в целости и сохранности.

– Само собой. Мы верим в наш архив, – без тени веселости в голосе произнесла Алиса и, оглядев меня с ног до головы, поинтересовалась: – С тобой хоть все в порядке?