Джеймс Герберт - Святыня

— Это ваше предположение. Не могу поверить…

— Все еще не верите, Джерри? В прошлое воскресенье вы поверили, что статуя Девы Марии шагнула к вам. Вы говорили, что ее глаза и губы были живыми, что она даже пыталась соблазнить вас. А сегодня? Во что вы верите теперь?

— Я не знаю, что произошло!

— Но совсем недавно вы были в склепе. Там не было чудесной статуи — только старый потрескавшийся камень, в котором трудно узнать Пресвятую Деву, лежал позади трех других таких же обезображенных статуй.

— Я наткнулся на нее и опрокинул.

— В местах сколов многолетняя пыль и грязь, свежих повреждений нет. И у Пресвятой Девы начисто отсутствует лицо. — Делгард просто излагал, в его тоне не было возражения. — Вы можете поверить, что случилось нечто, не имеющее логического объяснения?

Теперь Фенну нечего было ответить. Но в конце концов он проговорил;

— Почему вы так уверены, что в древних записях содержится ответ?

— Я не уверен, совсем не уверен. Но сегодня утром ко мне приходила мать-настоятельница монастыря — по-моему, несколько взволнованная. — Это было мягко сказано: монахиня прямо-таки сходила с ума от тревоги. — Алиса снова говорила во сне. Прошлой ночью мать Мари-Клер подслушивала за ее дверью, как и я всего несколько дней назад. Многое из сказанного она не разобрала, но слова были похожи на те, что мы слышали вместе. Она процитировала мне две фразы: «Наполни меня твоим семенем» и «Укроти их языки». Мать Мари-Клер также расслышала слово «священнослужитель».

— Древний слог. Напоминает Шекспира.

— Именно. И Алиса говорила со странным акцентом, удивившим меня тогда. От этого слова ее казались искаженными, бессмысленными. Сегодня мне вспомнилась новая трактовка пьесы Шекспира, которую я несколько лет назад видел в Национальном театре. Мне следовало сказать «старая» трактовка, поскольку все актеры говорили на старом, времен Елизаветы, языке, и не только в смысле употребления слов. Специалисты-филологи обучили их произношению тех времен. Тот язык значительно отличался от нынешнего во всех отношениях. Так вот, Алиса во сне говорила на этом языке.

— Она во сне цитировала Шекспира?

Делгард терпеливо улыбнулся.

— Она говорила на языке того периода, а возможно, еще более раннего, и правильно использовала его выражения.

Фенн удивленно поднял брови.

— Вы уверены?

— Нет. Однако это дает основу, от которой можно оттолкнуться. Каким образом девочка Алисиного возраста — и вспомните, большую часть прожитых лет она была совершенно глухой — может знать язык, которого никогда не слышала и на котором ничего не читала?

— И как вы это объясняете? Одержимость бесом?

— Хотел бы я, чтобы все было так просто. Пожалуй, мы можем назвать это перенесением в прошлое.

— Вы имеете в виду возвращение к предыдущим жизням? Я считал, католики не признают реинкарнацию.

— Пока что никто еще не доказал, что перенесение в прошлое имеет отношение к реинкарнации.

По-прежнему держа руки в карманах, Фенн сел на стену. Пока они с Делгардом говорили, начал моросить дождик.

— Не удивительно, что вам так; хочется взглянуть на записи в старом сундуке. Знаете, пару недель назад я бы расхохотался над этим. А теперь могу лишь выдавить притворный смешок.

— И есть еще кое-что, Джерри. Кое-что еще, и я должен был вспомнить об этом раньше. — Пальцами одной руки священник сжал виски, стараясь подавить головную боль. — В тот вечер, когда умер отец Хэган, когда мы ужинали в гостинице «Корона»…

Фенн кивнул, предлагая Делгарду продолжить.

— Помните, я тогда говорил об общем состоянии Алисы? Я еще сказал, что она вполне здорова, если не считать некоторой усталости и замкнутости.

— Да, я помню.

— Я также сказал, что врачи заметили у нее на боку, ниже сердца, некий нарост.

— Вы назвали это… вроде бы лишний сосок и сказали, что нет повода для беспокойства.

— Да, лишний сосок. Когда я произнес это слово, то случайно посмотрел на отца Хэгана и заметил, что он вдруг взволновался еще сильнее, чем во все время ужина. Это ускользнуло у меня из памяти из-за случившейся потом трагедии. Думаю, мое упоминание задело в нем какую-то струну, нечто таящееся на заднем плане сознания. И я имел глупость не догадаться сам.

— Простите мое нетерпение, монсеньер, но я вспотел от любопытства. Вы скажете мне, что же вы вспомнили?

Делгард оттолкнулся от стены и оглянулся на церковь. Дождик покрыл его лицо мокрыми точками.

— Мать-настоятельница сказала мне, что прошлой ночью обнаружила в комнате Алисы кошку. Кошка лежала на спящей девочке и сосала ее.

Фенн, втянувший голову в плечи от дождя, резко поднял ее.

— Что за околесицу вы несете?

— Кошка сосала Алисин третий сосок.

Лицо Фенна исказилось отвращением.

— Она точно это видела? Не ошиблась?

— О нет, мать Мари-Клер видела это вполне определенно. Когда она сказала мне, я вспомнил то, что забыл раньше. — Делгард отвел глаза от церкви и посмотрел прямо на дерево на луге за стеной. — Я вспомнил старые народные предания о ведьмах. Было широко распространено мнение, что ведьмы имеют на теле отметину. Это может быть синее или красное пятно, какая-нибудь вмятина, углубление. Такие вещи называли чертовой отметиной. Довольно естественно, что в те полные предрассудков времена рубцы, родинки, бородавки и прочие наросты на теле относили к дьявольским меткам, но были и другие выступы или опухоли, которые без сомнения указывали на ведьму, являлись неопровержимым доказательством вины.

— Лишний сосок?

Делгард кивнул, не отрывая глаз от дерева.

— Вы знаете, кто такой ведьмовской посредник?

— Очень смутно. Это что-то вроде проводника из мира духов?

— Не совсем так. Вы думаете о спиритическом посреднике, о духе, помогающем медиуму входить в контакт с потусторонними душами. А ведьмовской посредник считается посланником дьявола, это звериный дух, помогающий в ворожбе и колдовстве. Обычно это небольшой зверек, вроде куницы, кролика, собачки, жабы или даже крота.

— Но чаще всего — кошка, правильно? Я читал, волшебные сказки.

— Не пренебрегайте такими сказками, они часто основываются на фольклоре, дошедшем до нас из глубины веков, и могут содержать долю истины. Дело вот в чем: таких духов-зверей ведьмы посылали с нечестивыми, зачастую злонамеренными поручениями и за это награждали их каплями собственной крови. Или кормили из лишнего соска.

Репортер был слишком ошеломлен, чтобы фыркнуть.

— Вы говорите о колдовстве — сейчас, в двадцатом веке?

Делгард кисло улыбнулся и наконец оторвал глаза от дерева.

— В наши дни от этого ни в коем случае нельзя отмахиваться: на Британских островах множество ведьмовских гнезд. Но я говорю о чем-то гораздо большем. У вас колдовство ассоциируется с детскими сказками. А что, если эти мифы основаны на реальности, на чем-то таком, что люди тех времен не могли понять и потому называли колдовством? Колдовство они понять не могли, но признавали его существование. Сегодня мы смеемся над подобными идеями, потому что так нам удобнее и потому что современная наука и техника отвергают подобные понятия.