Тим Каррэн - Мертвое море (ЛП)

Он слышал какие-то крики, вопли, визги.

Но разобрать их было сложно из-за его собственных криков, слабеющих и отдающихся эхом, как в пустой комнате. Боль была нереальной и всеобъемлющей. Затмила собой все. Словно какая-то невероятная стена муки поднялась вокруг него, а он продолжал тонуть, объятый щупальцами, со ртом, полным жгучей слизи, от которой распух язык.

Он тонул, погружался в воду. И медленно, очень медленно все вокруг становилось серым. Он не видел ничего, кроме щупалец, медузы, и клочьев существа, кружащихся в потоке пузырьков. А затем все затихло. Замерло. Ни звука. Ни движения. Только успокаивающая, уютная серость, поглотившая все и вся.

Он чувствовал, что погружается все глубже.

Снова вырывается на поверхность, а затем окончательно погружается вниз.

В пустоту.

Люди на плоту видели все. Наблюдали, оцепенев от ужаса. Джордж увидел, как Сольц в последний раз появился на поверхности. Повязка с поврежденного глаза исчезла. Он был красным, блестящим и налитым кровью. Казалось, он смотрел прямо на него. Не отрываясь. А затем скрылся в пенящейся, грязной воде, словно умирающее солнце.

Больше Сольца они не видели.

10

Когда Сакс вернулся, Фабрини спал на своей койке. Но Кук бодрствовал. Он сидел в каюте, пытаясь собраться с мыслями, что давалось ему нелегко. Сакс вошел в дверь, его лицо было вымазано грязью, как будто он ползал в машинном отделении.

- Крайчек вернулся? - спросил Кук.

Сакс покачал головой.

- Я его не видел. Менхаус пошел его искать.

- Думаю, он найдет его.

Кук ждал от Сакса типичного ответа с гомосексуальным налетом, но его не последовало. Ни про его мать, развлекающую футбольные команды, ни про отца, трахающего свинью. Ничего подобного. Сакс просто стоял молча со странным выражением глаз.

- Нашел что-нибудь? - спросил его Кук.

- Ничего особенного. Там повсюду этот грибок. Обнаружил внизу несколько скелетов, но их владельцы давно мертвы.

Еще Сакс сказал, что нашел камбуз. Столовые приборы были грязными, но годными к использованию. Продукты давно сгнили. Мешки с мукой и сахаром заросли грибком. Та же участь постигла бочки с водой и хлеб. Но он нашел несколько запечатанных контейнеров с соленой свининой.

- Думаешь, она еще съедобна? - спросил его Кук.

- Вполне возможно, - ответил Сакс. - Только я не уверен, хочу ли я класть ее в рот.

- Что еще?

- Крысы.

- Крысы?

Сакс кивнул.

- Я их не видел... но слышал, как они скребутся в переборках.

Потом Сакс ушел к себе в каюту, все с тем же странным выражением глаз, и Кук понял, что что-то стряслось. Либо он видел что-то, либо сделал что-то, либо собирался что-то сделать. В любом случае, Кука это не особо волновало.

Когда Сакс ушел, он запер дверь каюты и свернулся калачиком на своей койке, предварительно найдя себе более-менее чистый матрас. Он укрылся водонепроницаемым одеялом со шлюпки и почти сразу же уснул, думая о шорохах в стенах и крысах. Ему снились призраки.

11

В течение получаса после гибели Сольца никто не проронил ни слова. Возможно, они не могли говорить из-за увиденного, а возможно, боялись собственных слов. И того, кому бы они были обращены. Того, кого бы они обвинили. Поэтому молчание, возможно, было лучшим вариантом.

Медуза исчезла вместе с Сольцем, но вскоре вернулась.

Она была уже не так близко от плота, но плыла чуть впереди, в том же направлении, что и они. Ее купол находился почти полностью под водой, но то и дело поднимался над поверхностью и снова погружался вниз. Но даже на таком расстоянии - футов сто, насколько позволял туман - было видно, что вода буквально кишит ее щупальцами. Извиваясь, они тянулись к плоту, проходили вокруг него, под днищем и лошадиной гривой вились позади, в мертвом потоке. Фактически, это была ловушка.

И осознавать это было почти так же болезненно, как и наблюдать гибель Сольца в объятьях морского чудовища.

Почти.

- И что теперь? - услышал Джордж собственный голос. Хотя собирался лишь мысленно задаться вопросом, как обычно бывало с ним в последнее время.

Гослинг, прищурившись, посмотрел на медузу. Она походила на гигантский пластиковый мешок для мусора. Только не гладкий и упругий, как раньше, а сдувшийся и сморщенный. Голос Джорджа не произвел эффект ни на нее, ни на ее щупальца.

- Да, - произнес Кушинг. - Что теперь?

- Будем ждать, - ответил Гослинг.

- Я уже устал ждать. Больше не могу, - сказал Джордж. Он осознавал, что Мертвое море окончательно доканывает его. Чувствовал, что съезжает с катушек. - Я больше не могу. Может, врежем по этой твари из ракетницы? Посмотрим, чувствительна ли она к боли.

- Зачем? Чтобы разозлить ее?

- А почему нет?

- Почему нет? Разве не видел, что она сделала с Сольцем, когда он разозлил ее? Хочешь прожечь в ней дыру, чтобы она взбесилась? Ладно, я с тобой. Только скажи, что мы будем делать, когда она бросится на нас и атакует плот? Скажи мне, умник.

Джордж почувствовал, что у него покраснели щеки.

- Значит, вы хотите трусливо сидеть здесь и ждать, когда эта тварь выберет удобный момент, чтобы нас прикончить?

- Заткнись, кретин чертов, - рявкнул на него Гослинг.

- Послушайте, вы двое, - сказал Кушинг. - Вот это ни к чему.

- Заткни хлебало, - огрызнулся Джордж. - Наш господин и повелитель хочет, чтобы мы сидели и ждали, когда то гребаное морское чудовище снова проголодается. Я ждать не собираюсь. Если нам суждено умереть, так давайте умрем же, как мужчины. Покажем этой твари, где раки зимуют.

Гослинг лишь покачал головой.

- Джордж, не будь дураком. Злить ее нет никакого смысла. Посмотрите на нее! Похоже, она сдохла. Может, это Сольц ранил ее.

- Ага, а может, она просто тянет время, ждет подходящего момента, чтобы прыгнуть на нас.

- Ты ее переоцениваешь, Джордж. Это всего лишь гребаная медуза. А ты относишься к ней, как к городскому хулигану. Это просто животное. Существо, не способное ни думать, ни строить планы. Это низшая форма жизни... она умеет лишь реагировать. Верно, Кушинг?

Тот кивнул.

- Во-во. Она просто реагирует на внешние раздражители. Не могу представить, что это разумное существо. Даже мышь, наверное, умнее.

Джордж понимал, что ведет себя нелепо, что внезапно стал самым слабым звеном. Но отступать он не хотел. Особенно сейчас.