Маркус Хайц - Ритуал

— Недурно сказано! Но мне нет дела до церкви и бога. О спокойствии своей души я позабочусь сам и никаким лицемерным и алчным священникам этого не доверю!

Даже если маленький монастырь бенедектинок пользовался у простых людей доброй славой и его монахини — поговаривали — заботились о бедных и безумных, он не видел причин относиться к аббатисе иначе, чем к прочим священнослужителям. Его злили их заносчивость и самодовольство.

Аббатиса тем временем дружелюбно улыбнулась Пьеру, который снова поклонился.

— Да пребудет с вами благословенье Божье. И все равно берегитесь, молодой человек, как бы волки вас не настигли. Если захотите помолиться, двери часовни святого Григория открыты для вас. — На том она кивнула и собралась уходить: — Доброго вам дня, месье.

— К черту монашек! — выругался Жан и снова повернулся к трупу. — К черту их всех со священниками и прочими.

— Маме бы не понравилось… — осторожно начал Пьер, но по решительному взгляду отца понял: перечить не следует.

С самой смерти жены отец ни во что не ставил благодать Божью, ведь последний, по его мнению, охранял лишь тех, у кого достаточно денег, чтобы купить себе Его милость пожертвованиями на церковь.

Пьер как раз хотел подойти к отцу, когда ему показалось, что краем глаза он уловил движение тени между стволов.

— Там что-то есть! — крикнул он, мысленно посылая молитву, чтобы Господь уберег аббатису и Антуана от того, что притаилось среди буков.

— Наверное, Сюрту, — не оборачиваясь, бросил отец.

Но Пьера снова охватил страх.

— А что, если тварь, которую мы поймали, была не одна? — прошептал он.

— И эту тоже прикончим, — отозвался Жан и поднял мушкет. Пьер последовал его примеру. — Не забудь, что где-то там Антуан…

Широкая тень вылетела из кустов слева от них. Рыкнув, существо бросилось на мужчин, сбило с ног, так что они упали на землю. С грохотом выстрелил мушкет Пьера, и сразу запахло порохом. Испуганные и гневные крики отца и сына заглушил…

…раскатистый смех. Антуан катался по траве, буквально трясся от хохота. Слезы выступали в уголках его глаз и катились по щекам, сбегая в короткую бородку.

— Бонсуар, храбрые лесорубы, — насмехался он. — Что, штаны обмочили?

Вскочив на ноги, Жан отвесил младшему сыну увесистую оплеуху.

— Ты идиот, Антуан! Мы тебя едва не застрелили!

— Даже удивительно, что вы этого не сделали. Тогда избавились бы от меня наконец, — всхлипывая со смеху, пробормотал он, а после встал и треуголкой обмахнул с кафтана жухлые листья. От затрещины разбитая губа у него вновь закровоточила. — И вы, и все остальные тоже. Люди были бы рады, попади в меня пуля. Я слышал, что они говорят. С тех пор как я… вернулся из поездки, все меня боятся. И иногда мне кажется, что вы тоже меня боитесь.

— Нашел своего пса? — спросил Жан, пропуская мимо ушей колкости Антуана.

— Нет. Наверное, за дичью погнался.

Пьер держался поодаль и молчал. Он перезаряжал свой мушкет и, хотя руки у него дрожали, старался, как обычно, быстро завершить привычное дело. Отец всегда требовал, чтобы за минуту они могли выстрелить трижды, ведь когда на тебя бросается раненый кабан, лишняя пуля может решить вопрос между жизнью и смертью. Или не кабан, а еще хуже, кровожадная тварь.

Сколько же пуль надо всадить в такое существо, прежде чем оно издохнет? Из рожка он насыпал пороху на полку и уже быстро задвигал затвор, как вдруг заметил нечто странное.

— Отец, когда мы снимали тварь с дерева, глаза у нее были открыты или закрыты? — хрипло спросил он, не сводя взгляда с массивной головы бестии. Черный зрачок в кровавой радужке словно смотрел на него в упор. И этот зрачок был полон ярости, полон ненависти — полон жизни!

И тут они услышали сердитое ворчание.

— Луп-гару еще жив! — Перекатившись по земле, Антуан схватил свой мушкет, который бросил, выпрыгивая из кустов. — Сейчас всажу ему между глаз!

Его движения наделали столько шуму, что почти заглушили шорох палой листвы. Ни один из Шастелей все же не утратил бдительности. Пьер глянул на отца, который вдруг напрягся и, побелев от ужаса, застыл, прижимая к плечу приклад мушкета. Его дуло было поднято высоко и как будто наобум целило в подлесок.

— В чем дело? — вырвалось у Пьера… и он тоже замер.

Тенью между деревьями был вовсе не Сюрту! Пьер увидел вторую бестию, которая беззвучно подкралась к нему из-за спины. Если бы не бдительность отца, тварь застала бы его врасплох.

С треском и грохотом оружие Жана выплюнуло свинцовую пулю в жуткого врага, который как раз подобрался для прыжка и играючи перемахнул добрых шесть шагов. Тварь прыгнула на дерево, оттолкнулась, налетела на вопящего от ужаса Пьера и, рыча, сбила его на землю. Когти разорвали кафтан на уровне груди, пять длинных царапин набухли кровью.

— Антуан! — крикнул Жан, принуждая себя к спокойствию, чтобы следующий его выстрел не пришелся мимо.

Страха он себе позволить не мог. Он ясно видел перед собой тварь, распознал в ней сходство с той, которую они нашли в капкане. Но этот экземпляр был мощнее сложением и хорошо откормленным. Жану вспомнились четыре заживших пулевых раны, и он едва не пал духом. Его указательный палец осторожно сместился, чтобы второй раз спустить курок.

— Эй, луп-гару! — крикнул, привлекая к себе внимание, Антуан.

Он сидел на земле перед пойманным оборотнем, приставив дуло мушкета к его левому глазу.

— Хочешь получить назад своего дружка? Отпусти моего брата, не то разнесу твоему приятелю мозги на весь лес!

Ужасающая морда неторопливо повернулась в его сторону. Бестия… словно его понимала! Кроваво-красные глаза устремились на Антуана, губы поднялись, демонстрируя внушительный оскал. Одна лапа обхватила горло Пьера, потом, не отпуская свою добычу, тварь поднялась на длинные задние лапы и стала вдруг ростом с человека! Свою жертву она держала перед собой на весу с такой легкостью, будто это был мешок перьев.

— Отпусти его! — потребовал Антуан и выхватил пистолет, который тоже нацелил на голову ее товарища. И при этом еще успевал усмехаться. Казалось, все происходящее для него — игра. — В своих мерзких телах вы способны унести много свинца, но без головы даже вы жить не можете. Я прав?

Злобно ворча, оборотень отшвырнул Пьера, который перекатился по земле и без чувств остался лежать у ног отца. Из царапин на ковер листьев сочилась кровь. Жан не смел нагнуться и посмотреть, жив ли сын. Опасность еще не миновала.

Зато Антуан чувствовал себя совершенно уверенно.

Хороший луп-гару, улыбнулся он. — Я тебя оставлю себе, будешь у меня дом сторожить. — Он облизнулся, глаза у него сузились в щелочки. — Но моему папаше это не понравится.

— Нет! Не делай этого! — выдохнул исполненный дурных предчувствий Жан. — Не зли его!