Маркус Хайц - Ритуал

Напевая монотонную мелодию, ручеек перекатывался по круглым камешкам. Лучи вечернего солнца проникали сквозь густые ветви деревьев, золотисто-красными пятнами ложась на затененный подлесок. В поисках пищи гудели в теплом воздухе насекомые, привлеченные соблазнительными запахами. Пахло весной, новой жизнью. И разложением.

Мухи возбужденно роились вокруг ствола могучего бука, на толстом нижнем суку которого покачивалась на цепи тушка овцы. А ниже — вцепившись в нее клыками — исключительно странного вида мертвая тварь.

— Надо же… Такого я еще не видел!

Жан Шастель, крепкий пятидесятилетний лесник, осторожно подошел ближе, чтобы дулом двуствольного мушкета ткнуть в свой улов. На бритом угловатом лице читались отвращение, недоверие и настороженность. Странного зверя, попавшегося в капкан, он знал по россказням в кабаках и грубым гравюрам, какие раздавали бродячие комедианты. Эти байки и иллюстрировавшие их рисунки скорее пугали, чем забавляли.

Похожий на волка зверь не шевелился.

Жану казалось, он различил черную полосу, которая тянулась по спине от головы до облезлого хвоста твари. Сам мех был темным с рыжеватыми подпалинами. Но больше всего лесника поразила пасть, длиной вдвое больше мужской ладони. И будь он проклят, если из пасти не торчали престранные клыки!

Зверь в высоком прыжке пытался сорвать овцу, и спрятанный в разлагающейся туше мясницкий крюк обернулся его погибелью. Острый конец крюка торчал сейчас из морды, на которой запеклась кровь, и оттягивал назад массивную голову. От этого мощные челюсти, способные раздробить человеку бедренную кость, раскрылись, и стали видны зубы величиной с безымянный палец.

В кустах раздался шорох, и на прогалину вышел младший сын Жана, Антуан.

— Самец, — сказал он, словно каждый день видел подобных тварей.

Ему уже исполнилось двадцать, но выглядел он совсем юным, и короткая черная бородка не делала его старше. Находка не произвела на него большого впечатления. С усмешкой вытащив охотничий нож, он указал на гениталии покачивающегося на ветру существа.

— За его яйца мы у лекаря кучу денег выручим.

Но Жан, которому все еще было не по себе, удержал сына, схватив за руку. На спине лесника дернулась короткая седая косица.

— Нет, постой!

Он немного выждал, не шелохнется ли зверь, вдруг тот еще жив? Затем разжал пальцы, отпуская сына.

— Оставь ему его хозяйство. Прежде ученым покажем, а потом будем кромсать на части.

Шелест сухой листвы под сапогами выдал приближение еще одного человека. Семья охотников собралась в полном составе.

— Господь всемогущий! — вырвалось у старшего сына, Пьера.

Он очень походил на отца, и не только внешне. Испуганно уставившись на тварь, он перекрестился.

— Это… от зверюги адски воняет… и с виду мерзкая.

Пьер внимательно рассмотрел огромную морду, мощные челюсти, кисточку на кончике облезлого хвоста и маленькие острые ушки. Его обычно дружелюбное лицо скривилось от отвращения.

— Что это такое? Адский волк?

Взгляд карих глаз Жана не отрывался от мертвой твари, которую он с сыновьями вот уже четыре дня преследовал в Виварэ по просьбе его приятеля, лесника Бофора. Собственно говоря, их семья была родом из соседней области Жеводан. После ста двадцати зарезанных овец, двух разорванных коров и убитого пастуха крестьяне пригрозили лишить Бофора места, поэтому Шастели отправились на восток на подмогу.

Среди прочего ими двигала и простая предусмотрительность. Если бешеный волк не найдет больше пропитания в Виварэ, то может заявиться в Жеводан. Лишь мертвый волк — хороший волк. Если тут вообще речь идет о волке. Тварь, висевшая на дереве, не имела ничего общего с обычными волками.

— Луп-гару, — с тихим смешком ответил Антуан на вопрос Пьера и, все еще ухмыляясь, повернулся к отцу: — Мы поймали волка-оборотня собственной персоной!

— Но я думал, они существуют лишь в сказках.

Сняв треуголку, Пьер отер пот со лба и снова надел шляпу на короткие черные волосы. При этом его взгляд упал на толстый сук, через который была переброшена цепь. Кора и древесина под ней были буквально разворочены когтями.

— Он долго боролся. — Пьер указал на отметины. — Слава богу, мы не застали тварь в момент охоты. Одной пулей дело не обошлось бы. А клыки-то… — Его передернуло.

Тут Жан и впрямь разглядел четыре зажившие пулевые раны на туловище зверя.

— Ты прав. Это объясняет, почему стрелки Бофора его упустили. Обычный волк умер бы от одного такого выстрела. — Жан уже давно недоумевал, почему его опытный в делах охоты друг попросил помощи. — А я-то поначалу решил, что он врет.

Подойдя к стволу бука, Антуан уже собрался выдернуть удерживавший цепь болт, чтобы спустить улов на землю.

— Нас теперь героями назовут и устроят в нашу честь праздник, — радовался он. — Сможем потребовать солидное вознаграждение. А когда разрубим тварь на куски и продадим их, заработаем целое состояние.

— Девчонки молиться на тебя будут. Вот что для тебя важнее всего. — Пьер сплюнул. — Я же видел, как ты недавно лапал очередную малышку. Посадил ее себе на колени…

Младший брат застыл и бросил взгляд на отца, лицо которого омрачилось.

— Ничего такого я не делал, — возразил Антуан. — Ты же знаешь, отец, Пьер меня ненавидит. Он хочет меня очернить…

— Пьер не лжет. — Жан надвинулся на сына. — В отличие от тебя. Что ты опять натворил? Сколько ей было лет?

— Шестнадцать, — с вызовом бросил Антуан и хотел было снова вернуться к цепи, как отец схватил его за плечо и с силой развернул, заставив посмотреть себе прямо в лицо.

Зеленые глаза недолго смогли выдерживать гневный взгляд карих.

— Двенадцать, — выдавил он и понурился. — Я не виноват, отец! Просто…

— Скотина! — Жан со всей силой ударил его по физиономии.

Треуголка свалилась с головы Антуана, а сам он налетел на труп, который закачался и задергался, как гротескная марионетка на цепи, зазвеневшей мелодию к этому танцу.

— Сколько раз я тебе говорил оставить детей в покое? — накинулся на него отец. — Покупай сколько хочешь шлюх, но детей не трогай. Когда тебя арестуют, я тебя защищать не стану. — Он внезапно отвернулся. — А сейчас снимите труп, пока его не сожрали мухи.

Проведя обшлагом по разбитому лицу, Антуан стер кровь и уставился на старшего брата. С его губ беззвучно сорвалось: «Предатель». Подобрав треуголку, он насадил ее на длинные нечесаные черные волосы и вывернул болт настолько, что цепь заелозила по суку и начала разматываться.

Тело странного зверя рухнуло на землю, во все стороны разлетелись мухи, но вскоре снова вернулись, чтобы черным облаком заклубиться над вонючей тушей овцы. По мясу ползали личинки, забирались под шкуру и медленно, но верно пожирали его.