Маркус Хайц - Ритуал

— А сами вы ей рассказать не хотите?

— Нет! — поспешно, почти с ужасом возразила мадам Дюмон.

— Она обязательно спросит меня, как ей поступить. — Григория взяла со стола письмо.

Мадам Дюмон положила руку на локоть аббатисы.

— Прочтите его, лишь когда об этом вас попросит моя дочь. Но ни в коем случае не ранее. Как только вам будет известно его содержание, вы окажетесь в не меньшей опасности, чем я. — Поспешно встав, она сглотнула, стараясь не утратить самообладания. — Поверьте мне, я желаю девочке добра. Если она решится на этот шаг, пусть пошлет мне письмо в Сен-Албан, в замок старого графа де Моранжье.

Перекрестившись, она направилась к выходу, ее каблуки громко стучали по каменным плитам.

Григории такое было не по душе, она не одобряла секретов.

— Подождите, мадам Дюмон! — Она встала. — Объясните, в чем тут дело и почему вы не можете остаться.

— Я постараюсь приехать снова. Тогда мы поговорим.

Посетительница исчезла за дверью.

Подойдя к двери, Григория посмотрела, как посетительница спешит к воротам. Перед ними ее ждала закрытая черная карета. Едва мадам Дюмон села в нее, как кучер тронулся с места.

Происшествие Григорию удивило. Задумчиво вернувшись к столу, она отодвинула монеты и письмо, так и не решившись сломать печать на конверте. Флоранс должна прочесть послание первой. Аббатиса молила Господа, чтобы опасность, о которой говорила мадам Дюмон, оказалась не столь зловещей, как она пыталась ее представить.

При странных же обстоятельствах мадам решила впервые справиться о дочери, которой столько лет пренебрегала. Почему совесть замучила ее именно сейчас?

На языке Григории вертелось множество вопросов. Каждый в монастыре догадывался, что Флоранс скорее всего незаконнорожденная дочь дворянина — регулярные выплаты слишком ясно об этом свидетельствовали. Но Григория всегда полагала, что речь идет о любовной интрижке с какой-нибудь служанкой или крестьянкой. Если и мать тоже способна позволить себе карету и столь большую сумму золотом, то здесь кроется что-то другое.

Она сомневалась, что ее посетительницу действительно зовут мадам Дюмон. А вот упоминание почитаемого в округе старого графа де Моранжье заставляло предположить, что мать Флоранс, вероятно, была дворянкой, которая хотя бы однажды была близка со старым аристократом. Но к моменту рождения Флоранс граф уже много лет был женат на маркизе де Шатенеф-Рандон. Деликатное дело.

Григория принудила себя не предаваться пустым догадкам и не обвинять графа в том, что противоречит святым заповедям. А поскольку, не зная содержания письма, она ничего не могла предпринять, то продолжила осматривать одежду.

Исходя из размера, она попыталась определить, какого телосложения был исчезнувший постоялец. «Определенно небольшого роста, и плечи не слишком широкие. Да, не трудно будет найти нового владельца этим красивым вещам». Григория снова стала складывать одежду и, когда настала очередь кафтана, заметила, что за подкладкой что-то зашуршало. «Потайной кошель, который, возможно, принесет еще несколько ливров в ящик для пожертвований?»

Поискав скрытый шов, Григория нашла его на уровне подола и осторожно вскрыла. Через несколько мгновений ей удалось выудить вощеный конверт, в котором лежал листок бумаги.

Печать под строчками на латыни она узнала сразу. «Печать его святейшества!». Ошеломленно опустившись на табурет, она прочла содержимое.

Католическому епископу Франции.

Податель сего письма действует во благо святой католической церкви и с особой милостью Божьей. Без промедления или дальнейших расспросов ему следует предоставить по требованию пристанище на неопределенный срок, одежду, обувь и содержание в размере ста ливров.

Никто не должен узнать о подателе этого письма, помощь ему следует оказывать втайне и без лишнего шума. Ни слова не должно быть проронено о нем ни мирянам, ни другим слугам святой католической церкви. Пренебрежение данным распоряжениями неприемлемо и повлечет серьезные последствия для ослушника.

Григория опустила листок. «Что это значит?» Она понятия не имела, с какой миссией путешествовал неизвестный, и, даже осмотрев второй раз его платье (теперь еще внимательнее), не нашла ничего, что позволило бы догадаться о его личности.

«Может, иезуит?» Это было бы логично. Святой отец считался другом Общества Иисуса, как называл себя орден. Не далее как в январе прошлого года он торжественно утвердил орден буллой «Apostolicum pascendi munus [29] Услада апостольского служения (лат.). ». Григория помнила, какие она вызвала протесты во Франции и Испании. Преданных папе иезуитов подозревали во всевозможных заговорах, вследствие чего многие Властители Европы, в том числе французский король, требовали роспуска ордена. И в такие смутные времена член ордена путешествует с тайной миссией по Франции? В области, где повсюду можно встретить камизардов, гугенотов и им подобных?

Григория пыталась навести порядок в мыслях. Причин для его прибытия сюда найдется множество: от следствия по делу камизардов до расследования обстоятельств жизни священнослужителей, обвиняемых в роскоши ил и в отходе от христианского учения, до запланированных подстрекательств к мятежу против французского короля, который своим абсолютистским и самовластно-безнравственным правлением навлек на себя недовольство истинных христиан.

Или верховный понтифик прислал его в Жеводан из-за бестии?

«Слишком много загадок для одного дня». Григория оставила бесплодные догадки, но решила, что святому престолу следует узнать о пропаже и, возможно, печальной участи своего предполагаемого агента. Аббатиса направилась в рабочую комнату.

Сперва она хотела написать епископу, но потом передумала. Если речь идет о посланнике папы, то его святейшество должен получить письмо без проволочек. Из верительной грамоты следовало, что само существование посланника следует держать в тайне. Нежелательно, чтобы о нем узнало слишком много людей.

А заодно представлялась удачная возможность обратить внимание святого престола на продолжающиеся в Жеводане убийства, чтобы сюда прислали нового наблюдателя либо приняли еще какие-то меры. «Я опишу, какие страдания чинит здешним людям адское создание».

Это был смелый план. Простая аббатиса собирается писать наместнику Господа на земле. В обычных обстоятельствах даже подумать о таком было бы немыслимо! «Но когда в последний раз обстоятельства в Жеводане были обычными?» — спросила себя Григория. До вечера она сидела за рабочим столом, снова и снова составляя и переиначивая фразы, пока они ее не удовлетворили. Снова и снова она старалась внушить читателю, что хотя некоторые крестьяне возвращаются к вере из страха, один страх не должен быть достаточной побудительной причиной молиться Господу. «Велика также и опасность, — продолжала она, — что другие отвратятся от веры, так как в бестии здесь видят посланца Сатаны, который якобы обладает властью большей, нежели Бог, ведь никак не удается одолеть тварь. И не в последнюю очередь велика постоянная угроза паломникам, направляющимся в Сантьяго де Компостелла. Если, невзирая на все доклады, ваше святейшество, до вашего слуха еще ничего не дошло и если не вы присылали означенного человека в Жеводан, настоятельно молю вас, вашим словом пролить на людей свет в эти темные времена».