Ирина Ангара - Мертвые тоже хотят жить (СИ)

Остановившись напротив последней двери, хмыкнула. Наверняка тут. Не могут же они нужную дверь прятать от особо любопытных неумерших? Смешно.

Вдох, шаг, выдох. Здесь. Прямоугольное помещение, три лампы без абажуров, ослепляющие холодно-белым светом, с неприятным голубым оттенком, три стола по центру, над одним из которых склонился невысокий полноватый мужчина, и три стены, металлические, с квадратными дверками до потолка.

Разглядывая увлеченного своим делом человека, подошла ближе, заглянула через плечо, и тут же отпрянула, отводя ошеломленный взгляд в сторону. Глаза пытались зацепиться за что-то материальное и простое, но мозг не отвлекался, он раз за разом прокручивал картину увиденного. Тело на столе, до паха прикрытое свежей простыней, а выше. Все что выше, можно использовать как пособие для фильмов ужасов. Аккуратно разрезанная грудина, с белыми, чуть синеватые краями, украшенная трупными пятнами. Полное отсутствие внутренних органов, вместо них кроваво-черная пустота. И голова мертвеца, над которой сейчас и склонился мужчина в белом халате. Если я правильно помню курс анатомии, то эта процедура называется трепанация черепа.

Взгляд в сторону мужчины.

Нет, ошибаюсь, там не снимают черепушку, а тут… О Боже…

Человек наклонился в сторону, укладывая на рядом стоящий столик какой-то острый инструмент и… Вместо черепа и дырочек, нарисованных моим воображением, реальность показала нечто бледно-розовое и склизкое.

Зажав рот, ринулась наружу. Пулей выскочив из здания, не заметив ни дверей, ни стен, склонилась над ближайшей клумбой, уже не сдерживая сильнейшие спазмы, накатывающие одна за другой. Колени дрожали от перенесенного напряжения и, не удержавшись на ногах, я, наконец, упала на землю, успев выставить перед собой трясущиеся руки. Увиденная картина преследовала, вновь и вновь врываясь в разум, добавляя, дорисовывая новые подробности, не замеченные сразу.

Склизкая масса, черные, шевелящиеся пятна, и нечто живое, удерживаемое пинцетом, находящимся в левой руке мужчины. Живое, белесое, длинное. Тянущееся из верхней части черепа.

Спазмы сотрясли организм, буквально выворачивая пустой желудок наружу. В перерывах я пыталась дышать глубже, чтобы хоть капелька холодного воздуха попала в грудь. Я дышала и вспоминала, придумывая увиденному самое простое, самое безобидное объяснение. Нитки, манекен, краски, скульптура из коллекции мадам Тюссо. Хоть что-то простое и безобидное.

Закусив губу, разглядывала пальцы на руках, утопающие в черной траве. Мозг искал варианты, примиряющие меня с действительностью, а гордость ругалась, вопила и орала, называя меня слабачкой.

Какая же ты слабачка, Мариша!

Слабачка. Напридумала себе новую жизнь, насоставляла планов — испугалась одного трупа.

У тебя все не как у людей, ты отомстить то сможешь? М-м-м? Тебя даже вырвать нормально не может, только воздухом, и тот поди не настоящий. Соберись, тряпка! Поднялась на ноги и сделала хоть одно дело до конца, а то привыкла рассчитывать на защиту родителей и брата. Нет, дорогая, давай все сама, сама! Никто за тебя сейчас ничего не сделает. Хочешь новую жизнь? Поднялась и начала ее строить.

Гордость орала и требовала подняться, позорила, называла трусихой и мямлей. А я? Я соглашалась, да, я такая. Такая, да! У меня всегда за спиной стоял брат. У меня всегда рядом был папа. А мама всегда готова была выслушать и помочь. Всегда! Я привыкла быть младшей, я никогда не стремилась к особой самостоятельности. Зачем? Зачем отказываться от любви и опеки близких, зачем идти против, если я согласна с ними и мне было так хорошо? И сейчас, когда их нет рядом, я чувствовала себя никчемной посредственностью, даже не способной беспристрастно взглянуть на свое тело, дабы закрыть страницу прошлого.

Вытерев рукавом слезы, поднялась, и подгоняемая гордостью, медленно перебирая ногами, шагнула внутрь. Я смогу.

Снова комната с подпевающим парнем.

Заорав особенно пронзительную ноту, он от усердия стукнул кулаком по столу, единым порывом сбрасывая на пол державшуюся на честном слове кипу документов.

— М-м-мать! Ты что творишь? — пухлая рука мужчины, совсем недавно ковырявшегося в трупе, с силой нажала на кнопку приемника.

— Юрьич? Ты чего? — парень распахнул большие карие глаза и, сдернув наушники, удивленно уставился на коллегу.

— А ну поднял зад и все собрал! Тоже мне, понаприсылают практикантов. А ты мучайся, — ворча мужчина поднял к глазам пол-литровую прозрачную банку, с плавающей в ней длинной плоской ленточкой, поделенной на сегменты, — Ты моя прелесть. Ты мой троглодитик.

— Юрьич! — парень скривился и со вздохом отвернулся, — Я же просил.

— И что? Где ты видел такой великолепный экземпляр Taenia multiceps?

— Нигде, — поднявшись, практикант нагнулся, собирая разлетевшиеся листы.

— То-то и оно, цени!

— Да ценю, ценю! Что еще остается делать?

Старясь не вслушиваться в перебранку и не спуская глаз с плавающей в формальдегиде мерзостью, сглотнув, прижалась к стене.

Больные. Как есть больные. И я видимо одна из них, раз все же хочу посмотреть и удостовериться.

Вздохнув, зажмурилась.

И найду, и посмотрю, и… И как я найду то? Там две стены ящиков! В каждый стучать и спрашивать чье тело? А если ответят?

Господи…

Распахнув глаза, посмотрела в потолок. А потом, не раздумывая и секунды, рванула в одну из дверей, даже без вздоха — выдоха, об этом вспомнила лишь после, остановившись возле стола с трупом, попыталась отдышаться и унять бешено колотящееся сердце. Хотя, какое у меня может быть сердце?

Приложив руку к груди, прислушалась. Секунда, две, десять. Ничего. Ни единого отголоска. Но как же?

— Иди помогай, не рассиживайся, потом пожуем, — дверь, отделяющая морг и комнатку — приемную, распахнулась, пропуская поправляющего перчатки Юрьича. Вслед за ним неторопливо переставляя ноги шел парень. Лениво глянув на труп, расправил бирку на пальце и присвистнул.

— Надо же. Какой уважаемый, взрослый человек и с глистами.

— А глисты не выбирают на ком селиться. Давай помогай, — открыв один из холодильников, мужчина подхватил ручки носилок у головы покойного, и кивнул, — Взяли!

— Жалко все же, такой молодой, всего тридцать семь.

— Че его жалеть? Все равно бы помер, — мужчины загрузили труп в холодильник и закрыли дверцу, — А вот деваху, ту да, жалко. Реально молодая, жить да жить.

— Это которую в лесополосе нашли? — парень посмотрел на свои ладони и со вздохом стянул перчатки.

— Ее родимую, ее. Мужики сказали, ни одного живого места не осталось. Красивая была. Фотки видел?

— Угу, она тут?

— Не, утром забрали, — потерев ладони, Юрьич задумчиво осмотрел свою вотчину, — Ну пойдем, бахнем по маленькой, за упокой.