Ирина Ангара - Мертвые тоже хотят жить (СИ)

Дверь закрылась, приглушив свет. Теперь вместо трех ламп одиноко светила одна, придавая комнате болезненность и убогость.

Пока мужчины говорили, я стояла в углу, рядом с дверью, а когда ушли, медленно осела на пол. Хотелось выть и рыдать, но я только бессмысленно смотрела вперед и удрученно кусала губы.

Вот и закончился твой порыв героизма, Мариш. Так и не начавшись все закончилось. И не нужно стучать в чужие холодильники, и жильцов в них беспокоить, и точно, не ответит никто.

Качнув головой, прижала сжатые кулаки к губам.

Если забрали утром, то скорее всего похороны завтра, точнее уже сегодня. Пока я уговаривала себя набраться смелости и зайти в морг, часы тикали, отсчитывая секунды и минуты. Так что время уже ближе к утру.

Всхлипнув, прижалась головой к холодному кафелю стены.

Что делать? Вернуться к Вадиму?

Вздохнув, стукнулась затылком о стену.

А зачем? Мстить? Да…

Но я продолжала сидеть, не сдвинувшись ни на миллиметр.

В душе было серо и пусто, хотелось завернуться в одеяло и пожаловаться брату, как в детстве, на мальчишек со двора, как раньше. Как никогда больше уже не будет. Хотелось прибежать к маме и нежно обнять ее за шею, радостно чмокнуть в щеку и лукаво заглянуть в глаза. Но я уже никогда не смогу это сделать!

Слезы, крупные, соленые, потекли по щекам, а сжавшиеся кулаки со всей силы ударили о пол.

Не смогу!

Я снова ударила и заорала:

— Из-за тебя! Кобелина блохастая!

Лампа, раскачивающаяся на длинном тонком проводе, дернулась и взорвалась, погружая помещение в темноту.

— Почему, Боже? За что? За что? — зажмурившись, заскребла ногтями по грязным плитам, — Я ничего больше не смогу…

Пальцами размазав слезы по щекам, пошатываясь поднялась и, придерживаясь одной ладонью за стену, побрела на выход, совершенно забыв о своей нематериальности.

Тяжелая дверь, закрывающая покойницкую легко распахнулась, выпуская меня и так же легко закрылась обратно.

— Костик? Ты это видел? — тихо прошептал рядом испуганный мужской голос.

— Нет! Нет, тебе все показалось.

— Костик?

А я прошла мимо, открыла дверь, ведущую в маленький коридорчик и аккуратно закрыла ее обратно, успев расслышать фразу, сказанную парнем.

— Все, Юрьич, мне больше не наливай.

Стерев последние слезы, вышла в ночную мглу, серебристо освещаемую низкой луной. Почти круглой, идущей на убывание. Глотнув ночную прохладу, пнула кучку листьев, разлетевшихся с шуршанием, и побрела вперед, ни о чем не думая, ничего не видя перед собой.

Очнулась я утром, стоя напротив витрины одного из городских бутиков. Замершие за стеклом манекены призывно подмигивали, приглашая зайти и померить, а потом и купить понравившуюся вещь. Скосив глаза на ценник, скептически хмыкнула. Такое могли себе позволить купить не многие. Хотя я бы и могла. Раньше. Например это симпатичное вязаное платье изумрудно-зеленого цвета. Оно неплохо бы подошло к моим глазам, тоже зеленым.

За спиной проносились машины, спешили на работу люди, а я наблюдала за рассветной суетой, отражающейся в стекле. Колокольчик на двери дернулся и задребезжал, это вышла хмурая уборщица, закутанная с сизый халат. Поправив косынку на голове, поставила рядом ведро и быстро-быстро начала елозить тряпкой по стеклу, убирая малейшие признаки грязи. Почти дойдя до меня, женщина вздрогнула и оглянулась, обшаривая глазами небольшой пустой пятачок.

— Тьфу ты! Чертовщина какая-то, — поежившись, она кинула тряпку в ведро и, озираясь, направилась ко второй витрине.

Проследив за нервными движениями уборщицы, грустно улыбнулась и, обхватив себя руками, побрела по проспекту, уже не замечая, как толпа вокруг непроизвольно расступается, а потом сливается снова в единый человеческий поток.

— Девушка?

Отрешившись от действительности, не сразу заметила преграду. Высокую, мощную, одетую в строгий костюм, явно сшитый на заказ.

Глаза, опущенные вниз, медленно поползли вверх. Остановились на черной пуговице с вензелями, двинулись выше. Затормозили на мощной шее и уперлись в гладко выбритый подбородок с уже наметившейся черной щетиной.

— Долго будем меня разглядывать?

Резко вскинув глаза вверх, испуганно отшатнулась. Прямо на меня смотрели пронзительные темно-серые глаза с пульсирующим черным зрачком. Сглотнув, отступила на шаг назад. Брови мужчины нахмурились, а сам он напрягся. Быстро оглянувшись, посмотрел на запястье, на спрятанными под манжетой часы, и снова на меня.

— Интересно…

Новый шаг назад. Пытаясь охватить взглядом всю фигуру мужчины, нервно облизнула губы, и, как только он двинулся ко мне и протянул руку, пытаясь схватить, резко развернулась и бросилась бежать, подгоняемая странным иррациональным страхом. Не оглядываясь, петляя по улицам словно заяц, я бежала вперед, выжимая из своего призрачного тела последние силы.

Мне было страшно. Очень. Страх застилал глаза, оглушал, заставлял бежать все быстрее и быстрее. Почему? Не знаю. Наверное потому, что он увидел меня. Именно меня, а не кого-то за моим лицом. И я бежала, искренне желая оказаться как можно дальше, оказаться там, где меня любят, там, где ждут.

Тьма вняла моим мыслям и метаниям, закружила, окутала белой дымкой и выкинула. На кладбище.

Сделав пару шагов вперед, остановилась и огляделась, боясь заметить за плечом мрачную фигуру незнакомца. Но кроме разбегающихся в разные стороны дорожек, да замерших за оградками памятников, тут ничего не было. Даже березы и сосны, привычные в старой части кладбища, тут не росли.

Обхватив себя руками, с тоской посмотрела на стройные ряды мраморных изголовий.

Куда идти?

Я снова оглянулась. Мне все казалось, что сероглазый мужчина вывернет из-за поворота и…

И что?

Я не знала, я ничего не знала.

Машинально перебирая ногами, старалась не смотреть на венки и надписи, но краем глаза все равно замечала: «От любящих детей», «От семьи Павленко», «От брата». Таких «от» было великое множество, и даже смотря строго вперед, под ноги, я видела покрытые зелеными листьями и цветами овалы с черными траурными лентами и надписями «От мамы и папы», «От старшего брата», «От скорбящего мужа».

Не выдержав, я снова побежала, взметая за собой хороводы из листьев. Я неслась в глубь, к деревьям, в старую часть кладбища. Я бежала к людям, их тихим голосам и горячим сердцам.

Мимо мелькали одинокие скорбные лица, а я все бежала, пока не заметила многочисленную группу, сгрудившуюся возле вырытой ямы.

— Мама? — пальцы вцепились в кованную ограду чужого памятника, а я вглядывалась в усталое любимое лицо самого дорого человека, — Мамочка…

Какие-то незнакомые люди тихо переговаривались, с любопытством поглядывали на нее и снова шептались. Но я видела только ее и стоявшего рядом отца. Окинув безумным взглядом людей, нашла брата. Он стоял возле закрытого гроба и нервно курил, периодически поправляя белые рюши, выглядывающие из под крышки.