Лео Перуц - Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы

Когда он несколько развеялся, мы были одни, но уже только четверо стояли на ногах. С лестницы слышался стук и треск. Мы зарядили последние патроны — хватило и на ружья двоих убитых. Трупы мы успели уложить на стол, придвинув его к двери как баррикаду…

Один из гренадеров вдруг заговорил со мной и напомнил, что мы с ним были знакомы в школе. Он попросил щепотку табаку. Другой снял сапоги — ноги у него были изранены в кровь… Я устал до полного изнеможения. Так тянулись последние минуты.

Потом герильясы пошли на нас вторично.

Пуля свистнула у моего уха, что-то со стуком и лязгом полетело на пол. Потом — крики, выстрелы, стол опрокинулся, придавив мне ноги, и чьи-то руки схватили меня за горло. Меня тащили вниз, на улицу…

— Дорогу! — прогремел близко властный голос. Я открыл глаза. Над моим лицом сверкнула занесенная сабля — и застыла, покачиваясь, вместо того чтобы немедля ударить.

— Отставить, я говорю! — раздался тот же голос. Свет ударил мне в глаза, сабля исчезла, а вместо нее надо мной возник белый плюмаж и алый английский плащ.

Руки нехотя отпустили мою шею. Голова бессильно упала назад и ударилась о твердое.

— Поднимите его! Какое безумие, господин маркиз, — оставаться в этой форме! — услышал я французскую речь. — Вынесите его со двора — это наш человек!

Меня подняли на руки.

— А все-таки я ведь говорил вам, — опять произнес по-французски английский капитан, — что вы не избежите опасности быть узнанным нами.

Я хотел опять открыть глаза, но сил уже не было и на это. Сырой, холодный ветер обдувал мое лицо. Кто-то накинул на меня плащ. Потом я слышал плеск воды, и мне чудилось, будто я опять в лодке с Монхитой, волны шлепают мелкими льдинками о борта, а на берегу звучно шелестят голые кусты.

А очнулся я в тепле и на чем-то мягком — ковре или одеяле.

— Кого это вы привезли, капитан? — досадливый скрипучий голос тоже был мне знаком.

— Господина маркиза де Болибара! — ответил другой. Луч света упал на мое лицо. Слышался шепот и тихие шаги, они, похоже, удалялись. Стукнула дверь.

И я крепко заснул.

Когда я пробудился, давно уже был день.

В забытьи, прежде чем раскрыть глаза, я неясно чувствовал, что в комнате много людей, они, очевидно, теснились вокруг и рассматривали меня. Мне казалось, я слышу их дыхание и шелест их плащей. Но когда я вполне проснулся, передо мной было только трое: они тихо крались прочь из комнаты, и каждый делал рукою знаки, призывавшие к тишине.

А в комнате остались только двое: обоих я уже знал — это был английский капитан из Нортумберлендского полка в своем ярко-красном мундире, он стоял над моей постелью, скрестив руки па груди. А возле натопленного камина я увидел Сарачо Дубильную Бочку.

Узнав его, я вмиг вспомнил главное событие минувших суток: атаку и победу герильясов, смерть полковника, Донона и Кастель-Боркенштейна, гибель обоих наших полков. Безграничное удивление, что сам я еще жив, охватило меня и сразу сменилось парализующим ужасом, потому что передо мной сидел заведомый беспощадный враг — Дубильная Бочка. Но страх длился недолго, ему на смену пришла успокаивающая мысль: разве я имею право жить дальше — ведь я остался последним из полка… И чего мне еще желать, как не последовать за моими товарищами?

— Да, он проснулся! — сказал англичанин.

Дубильная Бочка издал невнятный звук, похожий, скорее, на стон. Его ноги, плотно закутанные в овчину, покоились на стуле перед топкой камина, и он, видимо, страдал от очередного приступа подагры. А левая рука была обвязана холщовой тряпкой.

— Мое почтение, господин маркиз! — каркнул он своим скрипучим голосом. И поскреб кусочком черепицы свою большую ступню. — Как состояние вашей милости?

Я взглянул на него с испугом, воображая, что он издевается.

— А непросто было, господин маркиз, разыскать вас, — вмешался англичанин. — Это чистая случайность, ваша милость, что я успел обеспечить вам безопасность. Как здоровье вашей милости, милорд?

Я вскочил на ноги. Только теперь я с удивлением понял, что они всерьез принимают меня — восемнадцатилетнего, пусть обросшего молодой бородкой и изможденного, — за шестидесятилетнего маркиза в одной из его немыслимых ипостасей, что они сами загипнотизированы его изумительной способностью перевоплощаться… Я понял, какое странное стечение обстоятельств возвращает мне жизнь. И мной овладел иной, не смертный, ужас при мысли, что я обречен для спасения сыграть роль маркиза де Болибара, — я, который его убил… И все же я в считанные секунды принял решение избавиться от этого наваждения хотя бы ценой жизни.

— Я — не тот, кого вы во мне видите, господин captain! — выдохнул я, заставляя себя глядеть О'Каллагену прямо в глаза. — Маркиз де Болибар погиб. А я — немец, офицер из войск Рейнского союза!

Мне стало легко после этого заявления, я спокойно ждал решения моей судьбы.

Англичанин переглянулся с Сарачо. И улыбнулся — милой, домашней улыбкой.

— Ну да, немецкий офицер, jawohl [88] Так точно (нем.). ! — сказал он. — Я все понимаю. Именно тот немецкий офицер, которого убили дней этак десять назад, который появился затем в доме господина маркиза вскоре после… вернее, в самый день его исчезновения… Странный случай, к которому причастен ваш гофмейстер, — он был сегодня здесь, господин маркиз! Он узнал вас! Когда вы еще спали!

— Ох, проклятье! У меня целая швейная мастерская в ноге — колет и колет! — выругался Дубильная Бочка. — Никто не знает, как это сверлит и колет, кто не болел этой гадостью…

— Вы ошиблись, господин капитан! — воскликнул я. — Я действительно лейтенант Йохберг из полка нассаусцев!

— Из бывшего полка «Нассау»! Его нет больше. Из ваших не спаслось и десятка солдат, а из офицеров — никто! Ладно, jawohl. О солдатах императора в данный момент разговор особый, господин маркиз. Мне интереснее всего вы, наш истинный герой!

— Солдаты императора? — злобным голосом вступил Дубильная Бочка. Он даже попробовал встать, но, скривившись от боли, сел, схватившись за больную ступню. — Вы еще зовете их солдатами? Бандиты это, хвастуны, дрянные игрочишки, пьяницы, лгуны, мародеры, грабители церквей… Ваше счастье, капитан, что они не залезли в вашу добрую Англию! А мы-то сыты ими по горло! Смерть им всем, это не солдаты, а крысы! Бог праведен, и суд Его настигнет их!

Глухая боль и жгучий гнев овладели мной, едва я услышал, какими словами честит моих погибших товарищей испанский полковник, я хотел бы задушить его своими руками, но между нами стоял рослый, сильный и очень дружелюбный англичанин. Я еще раз попытался спасти свою честь.

— Вы все еще принимаете меня за маркиза де Болибара, — заговорил я. Но он был пожилой человек, а я, как видите, молод… Мне едва еще стукнуло восемнадцать лет!