Джоанн Харрис - Страхослов

– Я не понимаю, – призналась я. – Как охлаждение пальца помогает противостоять обморожению?

– Есть такое старое правило о крайней степени обморожения – тело не считается мертвым, пока его не отогреют и не признают мертвым, – наконец вступил в разговор доктор Фунари.

Я ждала, что он как-то разъяснит смысл этих слов, но врач замолчал.

– И что это должно значить?

– При обморожении… – начал доктор Нго.

– Когда температура… – начала доктор Рамирес.

Но доктор Фунари жестом заставил их замолчать.

– Послушайте, девушка, ваше состояние – критическое, и чем дольше мы ждем, обсуждая все это, тем бо́льшую часть вашей руки нам придется ампутировать. Поэтому скажу вкратце. Ваш палец заморожен. Мы пытались отогреть его, но это лишь привело к ухудшению ситуации, поэтому мы опять его охладили. Оказалось, что это замедляет распространение инфекции, но процесс заражения остановился только тогда, когда мы обложили вам руку льдом. Но затем сработал синдром Льюиса – капилляры ладони расширились, пытаясь согреть руку. Поэтому нам пришлось понизить температуру вашего тела. Нам удалось снизить ее немного, но ваш организм сопротивляется этому и пытается отогреть вас. И когда это произойдет, ткани будут оледеневать и дальше, и в итоге ампутировать придется не только палец. Поэтому прошу вас, просто подпишите согласие на операцию и позвольте нам спасти вам жизнь – и по возможности, кисть правой руки.

– Не могу, – грустно ответила я.

– О господи, какого черта нет?! – возмутился он.

– Я правша. – При мысли об этом я содрогнулась.

Милли-Лу смогла подписать бумаги от моего имени в присутствии свидетелей (уж в свидетелях у нас недостатка не было). Я не захотела читать этот документ, да и потом даже смотреть на него не могла. Я отказывалась смотреть на забинтованную руку довольно долго – а когда повязку сняли, то смотреть на свою кисть мне не хотелось еще дольше.

Но трудно принимать физиотерапевтические процедуры не глядя. Как и привыкать к отсутствию указательного пальца. Физиотерапевт сказала, что намного сложнее приходится людям, лишившимся большого пальца, но я подозреваю, что она просто хотела меня подбодрить.

Пришлось долго переучиваться, чтобы начать писать хоть сколько-нибудь разборчиво, но, к моему удивлению, уже вскоре я стала печатать на машинке ничуть не медленнее, чем прежде. Конечно, это мало о чем говорило – я и раньше не очень быстро печатала.

Культя, оставшаяся от пальца, вскоре перестала действовать мне на нервы, но выглядела все равно ужасно, и поэтому я все ждала, когда же уже похолодает и можно будет носить перчатки.

Когда первого октября температура опустилась ниже нуля, я обрадовалась, но холодная погода держалась недолго. В начале ноября все еще было +20. И до самого Рождества так и не выпал снег.

Но после Нового года зима отнюдь не была мягкой, в феврале в основном температура держалась на отметке – 17 и ниже.

– Зато снежных бурь нет, – сказала Милли-Лу, когда я обратила на это ее внимание.

– И все равно, – настаивала я. – Мне кажется, это опровергает вашу теорию о том, что если летом люди замерзают насмерть, то зима будет теплой. Все это полный бред.

Уже наступило начало марта, день близился к вечеру, и Джерри с Ирэн сегодня ушли пораньше. Мы с Милли-Лу остались в офисе газеты одни и решили выпить немного виски, чтобы не замерзнуть по дороге домой. После того как я смогла выйти на работу, мы часто по пятницам пропускали по стаканчику с Милли-Лу. Наверное, ничто так не сближает людей, как ампутация пальца.

Милли-Лу завалила меня работой – на зимние праздники она добавила страницы в «КС Джонс», и теперь издание больше походило на журнал, пусть и напечатанный в формате газеты. Я думала, так она пытается справиться с угрызениями совести, но затем Ирэн сказала мне, что в этом квартале газета принесла нам самую большую прибыль за последние шесть лет.

Милли-Лу даже начала подумывать о том, чтобы расширить газету и выпускать ее в таком формате не только зимой. Что ж, у нее были связи, может, она сумеет набрать столько рекламных объявлений, что это сработает.

– Возможно, ты права, – говорила тем временем Милли-Лу. – А возможно, и нет. А вдруг это ты виновата в том, что в январе и феврале стояли такие морозы? В конце концов, тебе удалось избежать смерти.

– Так что, мне нужно было умереть, чтобы зима была теплее?

– Нет, конечно, нет. Человеческие жертвоприношения уже давно вышли из моды.

– И слава богу! – с чувством произнесла я.

– Но это не значит, что они не происходят.

– Милли-Лу, – я отобрала у нее стакан, – я знаю, что когда вы заводите разговор об этом, вам пора завязывать с выпивкой.

Она рассмеялась.

– Ты кому-нибудь рассказывала правду о том, что случилось с твоим пальцем? Что он замерз, и чем жарче становилось вокруг, тем сильнее он замерзал?

– Конечно, нет. Я и сама стараюсь не думать об этом.

– Вот как? А что же ты говоришь, когда тебя спрашивают?

Я подумала, не рассказать ли ей, что у меня нет людей, которые стали бы задавать этот вопрос, но потом решила промолчать. Милли-Лу начала бы приглашать меня на разнообразные мероприятия в городе, а я не была к этому готова.

– Говорю, что я обморозила руку. И оказалось, что все серьезно. – Допив виски, я встала. – А теперь, пожалуй, пора заканчивать на сегодня. Настало время выходных.

– Люси, дорогая…

Я остановилась у двери.

– Дело не в виски, и ты это знаешь. Моя семья уже очень давно живет в этом городе. Мои предки поселились здесь, когда и города-то еще не было. И я эту идею не с потолка взяла.

– Вот как? Как же она пришла вам в голову?

– «Красотка Сюзанна, не плачь обо мне», – вдруг затянула она старую песню.

Я рассмеялась. Но потом Милли-Лу дошла до строчки «и было так жарко, я насмерть замерз» – и мне стало уже не до смеха. Слишком уж смысл этой песни походил на то, что с нами произошло. Но это же абсурд!

– Понимаешь, многое, что происходит сейчас, уходит корнями в прошлое, – сказала Милли-Лу. – Уж я-то знаю. У меня есть связи .

– «Красотка Сюзанна»? – Я не могла в это поверить. – Да эту песню под банджо исполняют! Вы серьезно?

– А не ты ли лишилась пальца? – спокойно осведомилась она.

«Возможно, – подумала я, – пришло время подыскать другую работу».

Что я наделал?!

Теперь, когда уже слишком поздно, я осознал свою ошибку.

Слова обладают могуществом.

Украв эти сокровенные страницы и позволив прочесть их непосвященному, тому, кто еще не был – пока не дочитал сей фолиант – истинным знатоком науки ужаса, я невольно выпустил эти проклятые слова в мир.

И если когда-то я наивно верил, что могу ослабить сокрытую в них зловещую силу, разделив их с другими, то теперь я вижу, как семена зла проросли на землях человечества, оно процветает, распространяя свой дух с каждым прочитанным слогом, запечатленным на странице.