Джоанн Харрис - Страхослов

Кит глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. У нее все еще была форма, пистолет и кастеты. Тот факт, что Мейкпис не потребовал возвращения собственности столичной полиции, удивил девушку. Вернувшись к себе в комнату, Кит вынула из глубин платяного шкафа твидовый костюм, принадлежавший ранее отцу, и переоделась, тщательно подбирая наряд. Учитывая ее планы на этот вечер, едва ли платье было бы уместным. Кит зашнуровала ботинки и обернула шею толстым шарфом. Потом надела плащ, ощутив, как карман оттягивает все еще лежащий там револьвер, и положила кастеты и дубинку в другой карман, чтобы не перепутать оружие при необходимости.

Кит сказала миссис К., что уходит, чтобы та не беспокоилась, хотя и знала, что беспокоиться она будет, – но это не могло остановить девушку. Квартирная хозяйка стояла на крыльце. В свете ламп, льющемся изнутри, был виден ее силуэт. Фонарь в руке Кит освещал путь сквозь затянутые туманом улицы, словно луч надежды в эту безлунную ночь.

Замок сработал с едва слышным щелчком. Кит открыла люк и уставилась во тьму у своих ног. Она направила туда луч фонаря, и он выхватил из темноты металлическую лестницу, блестящие от влаги кирпичные стены и мощеный проход примерно в девяти футах внизу. Судя по запаху, там была канализация. Кит плотнее обернула шарф вокруг рта и носа, это немного помогло.

Спускаться по лестнице было непросто, ведь приходилось одновременно держать фонарь – без него девушка мгновенно заблудилась бы – и держаться за лестницу. Один раз Кит поскользнулась, едва не упала, чуть не выронила фонарь, но смогла устоять и, тяжело дыша, пару секунд держалась за раненое плечо, которое все никак не заживало.

Спустившись вниз, Кит осветила лучом фонаря карту мистера Виня. Слава богу, идти было недалеко – аптекарь предусмотрительно отметил количество шагов, которое нужно сделать прежде, чем повернуть налево, затем направо, затем снова налево и еще раз налево. В конце Кит оказалась перед тяжелой дверью, укрепленной ржавыми гвоздями. Дверь в глубине .

Кит на цыпочках подкралась ближе и прижалась ухом к холодной поверхности, ощутив щекой слизь. С другой стороны двери не доносилось ни звука, но позади, в тоннелях, которые она миновала, раздался, как девушке показалось, всплеск. Крыса. Кит вздрогнула и закрыла глаза.

Она поставила фонарь на камни и полезла в карман за ключом, а вставив его в скважину, с удивлением обнаружила, что этого не требовалось, – от толчка дверь отворилась.

Перед ней была комната, освещенная свечами в золотых и серебряных подсвечниках, – наверняка краденых, – покрытых расплавленным воском. В центре потрепанного персидского ковра стояло старое кресло с лежащим на нем меховым покрывалом. Рядом с креслом стоял стол, на котором были книги, бутылочки, пестики для растирания и высушенные ингредиенты, стояли бутылки для образцов с чем-то странным внутри, лежали острые хирургические инструменты в кожаном футляре, поблескивая на фоне красной бархатной скатерти в свете мириад огоньков.

В комнате было удивительно тепло, благовония разгоняли вонь канализации. В дальней стене, занавешенный тяжелой красной драпировкой, был проход. Оставив фонарь на полу, Кит вошла в комнату, нащупывая в кармане плаща револьвер и с громким щелчком взводя курок.

Она замерла, но никакого движения не последовало, никто не пытался остановить ее, и она, облегченно вздохнув, взялась за драпировку и отодвинула ее в сторону.

За ней была комната поменьше, так же ярко освещенная, как и первая, но почти пустая – лишь в центре ее стоял низкий круглый алтарь с нарисованной на нем пентаграммой. На конце каждого из лучей пентаграммы стояла бутылочка высотой в четыре дюйма, содержащая в себе пляшущий голубой огонек, а перед каждой бутылочкой лежала куча гниющей плоти. Кит догадалась, что это: горло, матка, почка, палец, сердце.

В центре пентаграммы лежали длинный серебряный нож и комок плоти длиной в три дюйма, похожий на толстого червя: крохотные ручки и ножки, не по размеру огромная голова – шанса вырасти ему не дали.

Кит сглотнула и посмотрела на мужчину, стоявшего рядом с алтарем. Он улыбнулся ей.

– Здравствуйте, констебль Касвелл. – С тех пор, как Кит видела Эндрю Дугласа в последний раз, с него слетела маска цивилизованного человека. Возможно, место, в котором он сейчас находился, заставило его показать себя истинного, не прячась за напускной изысканностью. Здесь он не был ценным помощником, правой рукой известного и богатого человека. Здесь он был крысой, и здесь он был дома, вместе со своими сородичами. – Как ваш брат?

Кит прокашлялась, но не смогла подобрать слов. Она знала, что должна застрелить его. Нужно было просто покончить с этим, но Кит – и ведьмам – нужно было знать почему . Они заслуживали этого ответа, своего рода памятника, пусть лишь в виде слов.

– Язык проглотили? Если подумать, будь у вас хоть капля силы, я, возможно, забрал вы ваш острый язычок. – Мужчина рассмеялся собственной шутке, затем с сожалением покачал головой. – Но у вас ее нет, верно? Ни капли. Вы для меня бесполезны, хотя и можете немного развлечь.

– Зачем? – только и смогла выдавить Кит. В горле стоял ком. Она попробовала снова: – Зачем это все? Зачем вам эти несчастные женщины?

– Несчастные женщины, несчастные женщины… – Дуглас пропел эти слова, будто какую-то мрачную колыбельную. – Они сделали свой выбор, Кэтрин. Вас ведь зовут Кэтрин, верно? О, я читал ваши письма сэру Уильяму. Прямо сердце кровью обливалось от того, как вы описывали болезнь брата, как он перестал ходить после смерти вашего отца, и вы думали, что причина может быть психологическая. Вы такая умная девочка, – одобрительно сказал он. – Ему я, конечно, письма не показывал, ваши проблемы слишком мелкие для того, чтобы столь великий человек тратил на них время, но для меня читать их было развлечением, и я опечалился, когда вы перестали писать. И представьте себе мое удивление, когда на пороге дома возник констебль с такой же фамилией. Каковы шансы, что у Кэтрин Касвелл был еще один брат, Кит? Я был заинтригован, так что разыскал эти старые письма и направился по вашему адресу. И там были вы, во всей своей красе, в ночной рубашке, и Мари Жанетт во всем ее шлюшьем великолепии. Я знал, что она-то мне и нужна. А потом она исчезла, спряталась от меня, сука.

– Зачем? – снова спросила Кит, злясь на себя за просительный тон, за слабость, за страх, за то, что делает его сильнее, показывая свой страх, давая понять, что ей нужно объяснение перед тем, как все закончится.

– Сэр Уильям, милейший человек, великий человек, болен. Я перепробовал все в попытках помочь ему, каждое лекарство, каждый отвар, каждую панацею. Все. И ничто не помогло.