Эгис Румит - Марат. История одной души (СИ)

— Я этого не сделаю, — возразил мужчина. — «И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его».

И отец Клавинго встал и пошел прочь.

На лице Марата появилась кровавая усмешка. Он перевернулся на земле и посмотрел на собор. Он подумал, что победил, первый раз по-настоящему победил. Теперь все эти люди его запомнят. Они будут знать. Мальчишка будет носить шрам на своей спине, а Гилла — на душе. Теперь о нем будут говорить в этом квартале, как раньше в колледже говорили о Лесли. Пусть на время, но его имя начнет что-то значить.

Пошел дождь — первый после этого лета. Он прекратится ненадолго, а потом пойдет снова, и так будет всю зиму — пока вся пыль не превратится в жидкую грязь, пока не заплесневеют мешки с маниоком, пока одежда не отсыреет в каждом доме.

Марат медленно поднялся на ноги. Тело плохо его слушалось. Он понял, что впервые в жизни по-настоящему близок к смерти. Подросток пересек дорогу, дотянулся до своего брошенного рюкзака, но осознал, что не сможет его поднять, и уж тем более повесить за спину. Он опустился на колени, разворошил вещи. Пуля пробила алюминиевую миску и застряла в ворохе одежды. Марат вытряхнул разбитый кусочек стали на дорогу. Пуля была ему не нужна. Он искал одну-единственную вещь, которая могла помочь ему спасти свою жизнь. И он ее нашел. Мешочек с ногтями и волосами.

Марат тяжело поднялся. Свой скарб он бросил под дождем в грязи — все это теперь ничего не стоило. Шатаясь, он плелся по затянутым пеленой улицам. Влага мгновенно впитывалась иссохшей плотью мира: дорога начала разбухать, воздух заполнился душным паром. Капли дождя стекали по коротко стриженой голове подростка и повисали на ресницах. Марат почти ни о чем не думал. Он просто шел, шаг за шагом. Жгучая боль в спине. Головокружение. Захлебывающийся ритм сердца. Дыхание, полное сырого воздуха.

Марат очнулся от забытья, когда пришел к дому Намон. Он понял, что стоит перед калиткой и сжимает в руках мешочек со своей жизнью. Мешочек промок, но Марату было все равно. Если надо, ведьма высушит его волосы.

Он вошел во двор и увидел ее. Намон, как обычно, работала на открытой веранде своего дома. Она собирала шесть гри-гри, универсальных талисманов-оберегов. Работа требовала времени. В каждом гри-гри должен жить лоа, но чтобы он залез в мешочек, его нужно уговорить. Все шесть духов уже пребывали над доской Ифы. Ведьма чувствовала их тяжелые взгляды на своих руках. Она могла бы просто загнать духов в их новые жилища, но знала, что тогда гри-гри станут злыми. А ей нужно было согласие.

На столе между Намон и доской Ифы была разложена куча мелочей. Порошки. Пепел. Кусочки дерева, камни, зубы и всякие странные штучки, которые ведьма всю жизнь подбирала с земли. Сейчас ее пальцы коснулись обломка костяной детской свистульки. Она почувствовала, как усилилось внимание одного из лоа, и бросила предмет в его будущий мешочек. Дух заколебался, но за свистулькой не пошел. Нужно что-то еще. Может, прах банановой кожуры? Нет. Лоа не согласен.

— Сушеное ухо волка? — спросила ведьма.

Тишина. Что же еще ему предложить? Намон подняла глаза и увидела Марата. Она сразу поняла, что с подростком что-то не так. Он двигался, как сломанная кукла.

— Подождите, милые, — попросила старуха у духов. — Обещаю, что до вечера снова вас позову.

Лоа ушли — вернулись в мир и в тело Великого Мастера. Намон смотрела, как Марат взбирается по ступенькам крыльца, потом поняла, что он сейчас упадет, и встала ему навстречу.

— Что с тобой? — поинтересовалась она.

— Это мои волосы, ногти и семя, — ответил Марат. — Сделай мою куклу.

Намон протянула руку. Подросток выронил мокрый мешочек ей в ладонь.

— А чего ты хочешь? — спросила ведьма.

— Жить, — воспаленными губами прошептал Марат.

Его повело в сторону. Он мог упасть на стол с недоделанными гри-гри, но не успел — ведьма схватила его за плечо удивительно сильной рукой.

— Как и сколько? — поинтересовалась она. — Я не Великий Мастер, чтобы дать тебе саму жизнь.

Они стояли очень близко. Марат чувствовал зловонное дыхание старухи, проваливался в ее беспросветные глаза. Он вспомнил Гиллу и всех этих людей.

— Хочу жить среди врагов, неспособных меня убить, — прошептал он. — Хочу умереть потом так, чтобы они меня помнили.

Намон захохотала ему в лицо.

— Идиот, — прокаркала она. — Еще никто не просил такого. Ты получишь свое.

— Хочу иметь много белых женщин, — добавил подросток, — и доставить много боли. Хочу щеточку для ботинок.

Марат уже бредил. Его спину жгло огнем.

— Хочу, чтобы стало холодно, — взмолился он.

Он повалился на колени. Намон смотрела на него слезящимися глазами. Из ее груди вырвался еще один дикий смешок.

— Это будет стоить двести франков, — сказала она.

— У меня… — пробормотал подросток.

Его сознание смеркалось, но он точно знал, что такой суммы у него нет.

— Ты будешь работать там и так, как я тебе скажу, и эти деньги дадутся тебе легко, — обещала ведьма. Она снова хохотнула. — Твоя работа будет в духе твоей новой жизни.

— Я согласен, — одними губами ответил Марат.

Старуха отпустила его, и он рухнул на пол веранды. Его ноги остались на ступеньках. Дождь смывал грязь с его ступней. Ведьма даже не попыталась ему помочь. Она вернулась за стол и вывернула мешочек себе в ладонь.

— Жить среди врагов, — повторила она, — и иметь щеточку для ботинок.

Хохот накатывал на нее спазмами. Она смеялась, пока в ее старой груди не кончилось последнее дыхание, смеялась до слез и стонов. А когда закончила смеяться, начала делать новую куклу вуду. Дождь барабанил по перилам веранды и по голым пяткам полумертвого подростка.

— Проснись.

Этого голоса нельзя ослушаться. Марат открыл глаза. Темно. Свет масляной лампы. Ноги старухи в дурацких французских тапочках с помпончиками. Марат понял, что все еще лежит там, где упал. Во рту у него было абсолютно сухо, губы обветрились и потрескались. Вкус и запах собственной крови. Звук хриплого дыхания и шум дождя.

— Вставай, — потребовала ведьма.

— Я не могу, — прохрипел Марат. — Мне больно.

— Мне пора спать, а тебе — на работу, — сообщила Намон. — Я не хочу, чтобы ты всю ночь лежал у меня на веранде.

Марат молчал.

— Вставай, — сказала Намон.

Подросток попытался подняться. Его руки задрожали. Он вздохнул и упал обратно.

— Ты ничего не сделала, — вслух подумал он. — Я такой же избитый.

Ведьма усмехнулась.

— Ты живой, — ответила она, — а большего ты не просил.

— Избавь меня от боли, — взмолился Марат. — Я сделаю все, что ты скажешь.