Александр Мироненко - Осколки Нации

— Ты слышал?! — Заорал Кузьме герой, взявши его за грудки. — Всех внутрь!

Кузьма заорал матом, перекрикивая призывы раненых и гром орудий. Защитники нехотя покидали свои огневые точки. Вокруг слышалась ругань и стоны.

— На первый уровень! Необходимо удержать лестницу! — Кричал Давид.

Он бежал, не разбирая дороги впереди и рядом надсадно дышали бойцы. Несколько раз промелькнула спина Сасуна. За воротами прогремел такой взрыв что, с потолка наголову посыпались куски штукатурки. Следом за взрывом последовал толчок и жуткие шелестящие звуки.

Давид ходил по перепаханному снарядами полю боя, и переворачивал тела погибших ища хоть одного раненого. Никто не уцелел. За исключением защитников, выживших только благодаря тому, что успели спрятаться за стенами убежища.

Некоторые люди были буквально разорваны на куски. Кишки и головы, руки и ноги всё смешалось с жижей и грязью в этом кровавом месиве. Техника стояла без движения изрешечённая как дуршлаг страшными осколками. Один из таких ещё горячих, он вытянул из земли. Осколок был величиной с человеческую руку, а об острые как бритва края герой тут же порезался.

Один из снарядов «Смерча» попал прямо в один из танков, смяв и разорвав его ровно пополам. Что стало с экипажем? Об этом он даже боялся подумать…

— Славная битва… — Осипшим голосом прокаркал Кузьма. — А мы и вправду думали, что уже всё… хана. Ты и вправду не знаешь где Семёныч?

Герой озадаченно замотал головой и перешагнул через кучу чего-то, гадостного и смердящего. Не рассчитав шага всё-таки вляпался. Выматерившись принялся вытирать подошву об чей-то ещё тёплый, изувеченный труп.

Вдалеке поднялся столб дыма. Приминая высокую траву целины, приближалась колона техники. Кузьма открыл было рот для крика, но взглянув на спокойное лицо Давида успокоился. На броне переднего БТРа с важным видом восседал Шрам.

Позади послышался хруст и скрип. Обернувшись он увидел, как Сасун отрывая по живому лист метала с брони броне транспортёра, вытаскивает изнутри полу живого водителя.

— Как рана твоя? Тебе бы к врачу… — Сказал Кузьма, указывая, на ранение на руке.

— Пустяки! — Отмахнулся герой.

Оторвав кусок рукава, он провёл по запёкшейся корке. Из-под ладони показались неровные края, сизого уродливого шрама. При виде этого у Кузьмы отвалилась челюсть, но пересилив себя тихо прошептал:

— Значит правы были люди… что ты и не человек вовсе… Ну и ладно. Для нас главное, что ты союзник хороший, и слово своё держишь… Наконец то мы покончили с этой фашисткой мразью. Пришёл конец их господству…

— Нет, друг мой… — Помотав головой, задумчиво ответил Давид. — Это только начало!

Давид бесцельно бродил по узким коридорам Юпитера. Вокруг царила беспрерывная беготня и хаос. Обезумевшие от страха и звука выстрелов жители, будто ополоумевшие метались по всем этажам. Бойцы убежища по началу пытались урезонить чересчур возбуждённых соотечественников и навести какой никакой порядок, но всё было напрасно.

В ответ на угрозы и выстрелы в воздух, в стенах Юпитера разразилась ещё большая паника. Махнув на всё рукой, бойцы отправились зализывать раны. Для многих этот день стал последним, но было и множество тяжелораненых. Которые заслуживали к себе больше внимания чем голосящие по чём зря бабы.

На него пару раз натыкались рассеянные жители, но завидев бледное, ничего хорошего не предрекающие лицо героя, в суеверном ужасе старались вжаться в стены. В надежде укрыться от этого балагана он зашёл в некогда свою, бывшую ему домом, за многие годы, проведённые в убежище, комнату.

Давид сурово обвёл взглядом перевёрнутую с ног на голову комнатушку. Жилище сильно пострадало от приспешников Павла. Похоже ребята, из шкуры вон лезли, только для того, чтобы нарыть на него что-нибудь противозаконное. Всё перерыто верх дном. Матрас и подушки распороты и валяются на полу. Повсюду пух и перья.

«Раньше мне казалось, что здесь больше места». — Печально подумал герой, обводя взором восемь жалких квадратных метров.

Давид с нежностью поднял с пола, разбитую, загаженную отпечатком сапога рамку. Он долго смотрел на пожелтевшую от сырости фотографию. На ней запечатлены они с Настей. Совсем юные и такие беззаботные. К горлу подкатился предательский ком. Припрятав дорогой для души снимок, поближе к сердцу он ещё раз осмотрелся.

В комнате совершенно не осталось ничего ценного. Ни настольный часов, которые им на годовщину подарил отчим. Ни синих наволочек, которые Настя сама сшила. Пропала даже грязная роба героя. Он уже и не знал на кого грешить. С точки зрения логики такие безделушки не должны были заинтересовать зажравшихся прихвостней администрации. В душе остался подленький осадок на соседей…

Собираясь уже уходить, он обернулся на пороге и напоследок окинул комнату, предательски защипавшими глазами.

«Пускай остаётся как есть». — Печально подумал герой. — «Я сюда больше ни ногой».

Как вдруг его взгляд упал на нечто жёлтое. С замиранием сердца он достал из-под кровати небольшой, обтянутый плёнкой блокнотик. Не приставляющий абсолютно никакой ценности для людей Павла, он был брезгливо брошен на пол, но для героя он имел поистине важное значение.

Когда-то давно, ещё до женитьбы, он пытался писать стихи. Даже если бы он и захотел, то при всём бы желании не смог бы вспомнить, когда он последний раз брался за перо. Но всё же это была частичка его счастливого прошлого! До того, как вся его жизнь стремительно полетала в ад, у него была семья, жена, должен был появиться ребёнок. Он даже начинал сочинять в голове стих для Насти, по поводу рождения сына… Медленно опустившись на обод скрипучей металлической кровати он раскрыл блокнот. Строчки проносились одна за другой, оставляя тяжёлый осадок в душе.

Пускай эти стихи не были вершиной поэтического творчества, да и показывать их кому либо кроме жены и близких было необычайно стыдно… Горячие, капли одна за другой закапали на исписанные карандашом страницы.