Александр Мироненко - Осколки Нации

— Господин Унтер-офицер запретил тебе портить товар до его продажи. — Заявил перехвативший её руку работорговец.

— Я прекрасно знаю об этом приказе. — Прошипела Изверг, выдёргивая кисть из его ладони. — Но ты прекрасно видишь, что этот раб добровольно идёт на трёпку ради лишнего пайка. Я лишь преподам ему урок. И впредь не вставай у меня на пути иначе рискуешь оказаться на его месте. Ты знаешь, к чьим советам Господин Унтер-офицер будет прислушиваться.

Даже в этой тускло освещённой яме герой смог различить как побледнело лицо незадачливого заступника, и выпустив руку тот отступил. Первый удар нагайкой пришёлся по лицу юноши-раба, рассёкши кожу под глазом жертвы. Кровь залила лицо несчастного, и он с криком повалился на землю. Изверг продолжила избивать его уже лежачего, пока жертва не перестала кричать и подавать признаки жизни. Вытерев капли крови с хлыста об безжизненное тело, она бросила ему на спину заработанную буханку и довольно заулыбалась.

Всё это время в темнице стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь криками жертвы и её злорадным полу смехом полу рычанием. Работорговцы кинули по сторонам остатки еды, и уже было думали уходить. Сознание вернулось к Мариам в совсем неподходящий момент. Когда она открыла глаза, Изверг уже закончила своё чёрное дело, и перед ней лежал безжизненный кусок окровавленного мяса, некогда бывший молодым юношей.

От полученного шока Мариам истошно закричала, и кровожадный глаз женщины палача хищно пал на неё доселе незамеченную особу. Изверг заметил цветущую юность и красоту рабыни, которую не смогли изуродовать грязь и рабский быт. И она направилась быстрым шагом к Мариам, попутно доставая уже припрятанный за пазуху хлыст.

Герой наблюдал за всем этим будто во сне. Вот лежащая на его коленях Мариам, с испугом подниматься на ноги, а Изверг уже в пере метров заносит руку с хлыстом. Как вдруг не понимая и не отдавая себе отчёт в том, что происходит он подрывается с места, совсем не чувствуя боли в ногах. Рывком преодолевает эти пару метров и, что есть силы, обрушивает удар кулаком прямо в лицо Изверга.

Наблюдающие за этим конвоиры лишь заметили смазанное движение, и спустя мгновение Изверг рухнула на землю с неестественно вывернутой шеей. Удар по голове героя пришёлся откуда-то сзади, и он с опоздание понял, кто нанёс ему этот сокрушающий удар поленом по затылку. Картинка перед глазами поплыла, а в ушах раздался уже привычный для него звон. За это время его так часто били по голове, что похоже это начало входить для него в привычку.

Подскочившие с боков работорговцы принялись заламывать ему руки. Герой почувствовал холодную сталь на запястьях за спиной. Она больно обхватила кольцами его руки, с каждым разом впиваясь в кожу всё больше и больше, при его попытках разорвать путы.

Его подняли на ноги, так что он сам находился в согнутом, будто эмбрион положении и не видел ничего кроме мелькающей под ногами земли. Его руки жестоко выворотили вверх, сердобольные конвоиры. Перед лицом стремительно замелькали бетонные ступени. В лицо ударил свежий воздух. Аромат близлежащей речки вперемешку с запахом пороха. Его протянули пару десятков метров и бросили, будто куль муки на землю.

Вокруг царил тёплый весенний вечер, с неба начинал покапывать мелкий холодный дождь, а герой всё не как не мог привыкнуть к ярким лучам заходящего багрового солнца. То и дело, моргая слезившимися глазами.

— Что здесь происходит? — Послышался поставленный командный голос. — Доложить по уставу!

Давид поднял взгляд и увидел, как вокруг столпились фашисты с оружием наперевес. Что-то возбуждённо обсуждая, они обступили его со всех сторон. К герою сквозь толпу работорговцев проталкивался недавно допрашивающий его командир. На этот раз он не выглядел так эффектно. В спешке надетые штаны были закреплены подтяжками через его тощие плечи. Торс и грудь были открыты и представляли собой жалкое зрелище, в то время как безобразно обвисший живот и бока поросли не одним килограммом дурного сала. На лице командира виднелись следы пены, которые он тщательно вытирал вафельным полотенцем.

— Господин Унтер-офицер этот раб совершил нападение на «Пулю». — Отчитался один из конвоиров.

— Надежда? Что с ней? Жива?

— Двухсотый…

Командир почесал затылок, явно соображая, как поступить. Смерть Изверга, которая как оказалось носила ироничное имя Надежда, по-видимому не сильно его огорчила.

— Что с этим делать? — Перебил размышления своего командира второй конвоир.

— Что делать, что делать… В речку Москалю на корм. — Объявив приговор, офицер развернулся и довольный собой двинулся по своим делам.

Давида снова подорвали на ноги и, выламывая руки, повели прочь. Вскоре он почувствовал приближение «большой» воды. Рой комаров и прочей нечисти тут же облепил его голову и неприкрытые части тела. Твёрдая земля сменилась настилом из камыша и под ногами предательски захлюпало. Его ударили прикладом в спину, и он пропахал носом добрых пару метров, врезался в стену из камыша.

Сзади раздался басовитый смех толпы. Повернувшись на спину, он увидел, что для того чтобы проводить его в последний путь собрался чуть ли не весь блокпост. По меньшей мере полсотни откормленных рослых ребят сейчас с ухмылкой глазели на него ожидая кульминации представления. Всем не больше двадцати, были среди них и такие выглядящие совсем ещё детьми. Ненадолго притихшие лягушки снова заорали дурными голосами свои трели. Солнце уже опустилось за горизонт, погасив свои последние лучи в наступающей ночи.

Давид поднял голову вверх и смог разглядеть, появляющиеся одна за одной звезды. И вот из-за облаков показалась красавица луна. Освещая землю и всё вокруг своим мертвецким, бледным цветом. Все чего-то ждали, насмехаясь над героем кидая в него куски грязи и маленькие камушки. Но к более радикальным мерам по какой-то причине не прибегали.

В его сторону бодрым шагом приближался одетый в свой парадный, чёрный мундир Унтер-офицер. Внезапно из рядов, подчинённых послышался громкий свист, и весёлые крики, но по взмаху руки командира всё утихло.

— Ты убил нашего товарища, обесчестив его имя. Надежда была бравым солдатом и верным побратимом. Не раз она проявляла недюжинную отвагу, всякий раз спасая жизни своих товарищей. Она должна была закончить свою жизнь, как и полагается воину Остапа! Погибнув в бою! Отдав свою жизнь Родине! — Зычным голосом вещал офицер, простилая длань в сторону героя.

От всего этого пафоса и напускной напыщенности у Давида жутко разболелась голова. Та интонация, с которой командир монотонно голосил свою заученную речь, напомнила герою что позабытое. Пред глазами всплыла сальная рожа Отца Павла. Единственно чему по-настоящему жалел герой, это был тот факт, что у него так и не получится намотать на штык нож кишки этого гнусного нетопыря.