Эдвард Ли - Роголом

- О, господи, пацан. Извини...

Извинения вряд ли были нужны. Спустя мгновение мальчик умер, чавкнув спермой Лэсса. Он был выпотрошен и пронзен рогами. Как и остальные шесть других детей, лежащих между двух дубов, аккуратно сложенные друг на друга как мешки с коровьим кормом.

Я в ПОЛНОЙ жопе! - подумал Лэсс. И что, черт возьми, мне делать?! Я не смогу спрятать всех эти мертвых детей от газетчиков!

Мертвые дети это уже хреново. А как насчет мертвого копа?

Именно его Лэсс обнаружил, протопав в другую сторону от мельницы. Старая железная дорога привела к расчищенной тропе, идущей к главному стволу гипсовой шахты, которая была закрыта несколько десятилетий назад. Яркий фонарик Лэсса осветил пространство между ржавыми рельсами, и он увидел...

Следы? - задумался он.

Да, это были следы. Только не человеческие. Это были...

Отпечатки копыт, - различил он. Бычьих копыт.

Через десять футов Лэсс обнаружил распростертое в грязи тело Доделла. Лучший членосос в городе был мертв. Грудь молодого офицера была разорвана, пронзена рогами.

Лэсс был так напуган, что даже не закричал. Ни о чем не думая, он развернулся и бросился к машине, уверенный, что слышит преследующий его бешенный топот копыт. Вернувшись назад, он вытряхнул из штанин фекалии и укатил прочь.

***

Пасифая выдыхала насыщенный тьмой воздух, наблюдая, как кретин-констебль спасается бегством. Какие глупцы, - подумала она. Что могло произойти за эти века, что мир превратился в такой... балаган? Но она вернулась, и это главное. И теперь сколько угодно будет превращать свою ненависть в те же кровь, крики и боль, которые вызвали ее возвращение.

Она плыла по лесу, подобно сладострастному нефтяному пятну, не огибая деревья, а проходя сквозь них. Ее шаги были бесшумными. И ни одна веточка, ни один высохший лист не хрустнули под ее ногами. Хотя она тоже была из плоти, тоже была реальной. Она могла чувствовать запах и вкус, могла осязать. И наслаждалась этим.

Перед ней лежала груда свежих детских трупов. Словно чтобы удостовериться в том, что она уже знала - в том, что она реальна - она провела тонкой черной рукой по разорванному животу ребенка, лежащего на самом верху. Ее рука стала влажной и скользкой от остывающей крови. Ее пальцы принялись ласкать маленькие сморщенные гениталии, а затем, из какого-то странного любопытства, она наклонилась и принялась сосать крошечный пенис. Возможно, ее собственная реальность вернет к жизни этот черенок из плоти, но этого не произошло. Член оставался крошечным в ее неземном рту, из него выступило лишь несколько капель старой мочи. Пасифая сплюнула ее.

Нет, здесь, в этом мире мертвецы оставались мертвецами. Но в ее?

Боги и богини никогда не умирали насовсем. Они просто спали.

Сейчас Пасифая полностью проснулась. Как и ее сын.

Она не спеша вернулась к зияющей яме, из которой поднимались миазмы, словно цветы жимолости, гонимые теплым ветерком. Сквозь деревья лился лунный свет. У входа в шахту стоял ее сын. Из его яростно раздувавшихся ноздрей вырывалась тьма, его почти полностью обнаженное тело бугрилось от мускулов и блестело от едкого пота. Член у него стоял колом.

Глаза чудовища лучились любовью.

Она опустилась на колени перед монументом из собственной утробы, главным семенем Миноса. Затем легла на спину и раздвинула ноги. Заахала, когда ее возлюбленный, фыркая, принялся сношать ее в грязи. Ее черная, как обсидиан плоть содрогнулась от оргазма. А затем ее горячий зверь-сын излил в нее свое семя. Струя за струей сперма полубога извергалась в ее полуночную вагину.

Когда все кончилось, она заключила сына в объятья, пролив черную слезу радости. Его огромный толстый язык уткнулся ей в щеку. Она гладила его мускулистые ягодицы.

- Завтра, сын мой, - с любовью в голосе прошептала Пасифая. - Завтра у тебя будет больше пищи, а у меня - больше смертей. Мы оба будем пировать.

Затем она поцеловала каждый из его огромных рогов, и ее вздох растворился в ночи.

- Я вроде бы просила тебя убрать эту свалку!

Дафна стояла в дверях, с сумками в руке. Лицо у нее было перекошено от ужаса.

- А я убрал, - сказал Дин, развалившись на диване с задранными вверх ногами.

Дафна выронила сумку.

- Это же ГРЕБАНЫЙ ГАДЮШНИК! - взревела она. Оставив вещи в дверях, она протопала наверх.

Ох уж эти женщины, - подумал Дин. Один геморрой с ними. Он огляделся. В раковине громоздились грязные тарелки, мусор вываливался через край, пол был усыпан пустыми пивными бутылками.

По мне так чисто, - подумал он и пожал плечами. Пойду-ка я, прочищу ей мозги.

Он опрокинул в себя остатки "Хефевайзена", бросил пустую бутылку на пол, затем поднялся наверх.

- Как Чикаго? - спросил он. Из ванной валил пар. Шумел душ.

- А? - Дин заглянул за дверь. - Как Чикаго?

- Оставь меня в покое! - проорала она из кабинки. - Приберись в доме!

- Зачем ты полезла в душ? Ты же только вернулась домой.

- У меня совещание по региональной торговле через час! - крикнула она в ответ. - Я должна оплачивать счета, не забыл? Так что оставь меня в покое и иди делать уборку.

Дин кивнул. Этого было достаточно. Он протопал в ванную, отбросил в сторону занавеску. Схватил Дафну, не за волосы, а за лицо и выволок из душевой кабины. С ее идеально белой кожи летели капли воды, ее идеальные груди подрагивали от страха. Первый визг пронзил ему уши, но Дин быстро положил ему конец двумя крепкими "кроссами справа" в челюсть. Шмяк-шмяк! Ее прекрасные очи собрались в кучу, и теперь она что-то возбужденно бормотала перепачканным кровью ртом.

- Значит, в доме нужно прибрать? - спросил Дин, швыряя голую жену на пол. - А как насчет унитаза? Давай посмотрим, не грязный ли он.

Он встал на колени, и сунул ее головой в унитаз. Раздались булькающие звуки.

- Как он выглядит, дорогая? Чистым или грязным?

Ее руки и ноги вяло трепыхались, пока она пускала пузыри страха в унитазной воде. Дин держал ее за волосы, не давая поднять голову.

- Может, ты должна облизать его? Тогда он будет идеально чистым, не так ли, дорогуша?

Он сильнее надавил ей на голову, теперь уже обеими руками. Вода сейчас буквально бурлила. Как в полноценной джакузи.

Но затем пузыри исчезли, и ее обнаженное тело обмякло.

- Упс! - отметил Дин. - Боже милостивый, что я натворил?

Дафна лежала мертвой, ее голова свешивалась в унитаз. Дин хотел было надавить ей на голову еще раз, но потом плюнул. Его тошнило от этой "дырки" уже спустя неделю после медового месяца.

Поэтому вместо того, чтобы трахнуть ее, он просто помочился ей на голову, спустил воду, и вернулся вниз за очередной бутылкой пива...

- Это же ГРЕБАНЫЙ ГАДЮШНИК! - взревела Дафна так, что на висках у нее вспучились венки. Дин таращился на нее с дивана. Он огляделся и заметил, что в доме чисто.