Мария Введенская - Тенепад

По статистике процент самоубийств на Ямайке и Гаити равен нулю. Может, там такое место? Все одинаково бедны и обкурены. Но там ведь есть масса вариантов «двинуть кони» по иным причинам…. Писатели и режиссёры обычно называют раем то место, о котором так грезила Адель. Они утверждают, что лишь после смерти мы можем отдохнуть и не заботиться ни о чем. А Олден всегда говорил, что всё зарождается внутри человека. Думать или нет о последствиях, о завтрашнем дне – его выбор. Нас учат ставить вопрос: «А что если?». В нас воспитывают нравственность, заставляя постоянно обдумывать корректность поведения – что сказать, как сказать, смотреть ли пристально, дотрагиваться ли. Общество взращивает в нас комплексы – так легче управлять. Вся наша жизнь состоит из правил, которым мы послушно следуем, даже порой, не понимая этого. Манеры, такт, воспитание – жестокая градация на хороших и плохих. Можно уехать на край света, но на самом деле, пока человек не даст себе свободу сам, он нигде не обретет покой. Даже в раю.

Несколько следующих ночей Адель спала в беседке в собственном чемодане, словно гамбургер. Так было теплее. Чистила зубы, ополаскивая рот Витель, окуналась в лесном озерце, проклиная вслух Старика, ведь вода оказалась дико холодной для нее, а питалась в пабе. Она уже начала задумываться об осени и зиме, с ужасом представляя, как будет нырять в прорубь и ночевать в чемодане в мороз. Адель оплатила дом только за июнь, но она словно втягивалась в это место и в жизнь, какую начала вести. Без мыслей, ясную, как южная ночь. Правда, и книгу пришлось отложить, но это даже к лучшему, всё равно в ее дверь не ломились агенты. Когда то, чего ты опасаешься, происходит, жить становится намного легче. Какая-то сила таилась в этом условном бродяжничестве – дикая, забавная, привлекательная, поэтому, когда в голову проникала мысль – а не позвонить ли риэлтору, чтобы тот подобрал другой дом, она беззаботно отмахивалась от нее.

Между ней и домовладельцем шла телепатическая борьба, за которой было очень интересно наблюдать. Борьба, переходящая в такую же телепатическую симпатию. Он ведь не выгнал ее палкой, втайне забавляясь этой хрупкой иностранке, ночующей в чемодане. Олден безразлично следовал мимо, но стоило закрыть двери, и он едва ли пополам не складывался со смеху. Держал мину, а потом не мог сдержаться от хохота. Она помогала ему избавиться от собственных мрачных мыслей.

Однажды, вернувшись из паба, Адель не увидела свои вещи в беседке и грешным делом подумала, что теперь они плавают в лесном озерце, но Олден всего лишь перенес ее чемодан в дом в свою бывшую спальню. Сам он теперь спал в отцовской. А потом подошел к ней и сказал, что да, у него есть не такое глупо звучащее имя и протянул руку.

У Олдена практически не было акцента, так что Адель понимала его хорошо. В тот же вечер они оба сильно напились в Трубе, положив начало дружбе. У бармена глаза на лоб полезли, когда они заявились вместе в его пабе. Они много пили и смеялись, и он изо всех сил пытался подслушать, что может быть общего у Старика и этой иностранки. А потом они отсели за столик, и бармен больше не мог их слышать, лишь заметив, что разговоры пошли серьезные.

Сначала Адель рассказала про свою жизнь, с которой она никак не могла сладить, потом Олден поведал о своем беззаботном детстве, прошедшем в этих краях. О том, как единственный из всех своих друзей поступил в университет, как все верили в его большое будущее, и он практически тридцать лет пытался соответствовать этим надеждам, но в итоге вернулся сюда ни с чем. У него была семья, но из-за постоянных неудач жена бросила его и забрала сына. Всё это заставило Адель задуматься, а что лучше – ничего не попробовать и остаться на бобах, или попробовать всё и прийти к тому же знаменателю? Ведь неудачный опыт приносит гораздо больше боли и сожалений, чем его отсутствие.

Так незаметно прошел целый месяц. Они много гуляли, разговаривали, смеялись и, разумеется, пили. Олден, как никто, сумел поставить голову Адель на место. Так как же вышло, что его собственная голова оказалась сейчас под столь немыслимым углом?..

– Адель… – позвал приглушенный голос, услышав который, та в ужасе отпрыгнула. Сердце буквально сходило с ума в грудной клетке. – Адель, хватит озираться. Помоги мне.

Жуткое зрелище. Олден походил на куклу, умеющую говорить.

– Я вызову «скорую»! – воскликнула дрожащая Адель. Ее било, словно в лихорадке.

– Никакой «скорой»! – приказал Олден. – Ни полиции, ни «скорой»! Просто переверни меня на спину.

– Переверни?.. – повторила та, не зная, что делать, но в итоге подчинилась, потому что Олден был крайне серьезен и настойчив.

Адель бормотала себе под нос, что нужно срочно позвать помощь, что сделает только хуже, ворочая друга в таком состоянии, и постоянно извинялась за боль, которую причиняет. Но Олден не реагировал, потому что не чувствовал никакой боли…. Он сказал – не надо полиции и «скорой», значит, здесь что-то нечисто. Адель поняла это, даже не смотря на свое теперешнее шоковое состояние. Кто-то сотворил с ним это. Кто-то жутко избил его и сбросил сверху. Не воры, потому что они переворачивают всё верх дном, а неслучайные гости….

Зрелище и впрямь шокировало. Если поймать паука и захлопнуть его между страницами книжки на некоторое время, будет не так ужасно. Лицо и одежда Олдена были перепачканы в крови, голова свернута, а конечности лежали на полу, словно поломанные палки. Но он не кричал, не охал и не вздрагивал, а лицо не сводило судорогой от боли. Глаза спокойно смотрели на Адель, словно всё было в порядке.

В порядке?! Какое там! Достаточно лишь посмотреть на него. Адель едва держалась на ногах, боясь дотронуться. Она впервые в жизни была близка к обмороку, и заодно истерика подступила вплотную. Но ей даже и не снилось, что сейчас чувствовал Олден. Переломанный и по всем параметрам мертвый, но, тем не менее, всё-таки живой и не ощущающий боли. Если петуху отрубить голову, он еще некоторое время будет метаться кругами, словно оглашенный, то ли по инерции, то ли в агонии. А вдруг подобное может произойти и с человеком? Он сосредоточился на собственных ощущениях готовый тут же прекратить, если хоть на полмиллиметра почувствует боль. Подвигал пальцами рук, ног, осознав, что не парализован. Скованно, словно встречая сопротивление, но ни сколько не больно. Боль ведь это субъективное понятие – всё здесь, в голове. Может, он сильно ударился и повредил центр мозга, отвечающий за боль? Нет… что-то здесь не так. Олден чувствовал это.

– Приподними меня, я хочу сесть.

– Сесть … – снова повторила Адель, всхлипывая, но не смогла отказать. В конце концов, он же Старик – человек, который всё знает. – О Господи….