Б. Олшеври - Семья вампиров

— Не знаю! — пожал я плечами.

— Вот что я надумал, — продолжал Петро. — На каменный гроб старого графа положу-ка я крест из омелы, говорят, это хорошо, да кругом понавешу чесноку, а вот вы, от имени графа, скажите всем слугам, что склеп будет убирать один Петро и ходить туда запрещено-де, а то озорники все поснимают, да и разговоров не оберешься. А надо все хранить в тайне, чтобы «он» не догадался да не улизнул.

Я обещал хранить молчание. Петро усиленно принялся за изготовление креста. За те дни, пока он возился, на деревне умерло двое детей и у нас на горе мужик-поденщик. Наконец все было готово.

На закате солнца, когда все слуги замка сильнее заняты уборкой на ночь, мы с Петро спустились в склеп, и он все сделал, как говорил: положил крест, развесил чеснок. Сверху же гроб мы закрыли черным сукном, чтобы не обратить на него внимания графа.

— А слышите, как воет и стонет, — обратился ко мне Петро.

Я прислушался, правда, что-то выло, но трудно было определить, что и где. Скорее всего, это был ветер в трубе или в одной из отдушин склепа.

Петро был весел, он верил в успех! А у меня были основания очень и очень бояться за будущее.

И надо же — в эту же ночь погиб личный лакей графа. Его нации умирающим в постели, и он мог только прошептать: графиня, гра… Пока слуги судили и рядили, подошел Петро, поднял голову покойника и со стоном без чувств опустился на пол. Он был бледен как мел.

Испуг и обморок Петро были последней каплей в неспокойном настроении наших слуг. Большинство, вместо того чтобы помочь старику, бросились вон из комнаты, и через час несколько человек попросили расчета. К вечеру ушли и поденщики.

Смех и песни в замке прекратились. Слуги шептались и сговаривались о чем-то, однако ясно чувствовалось: еще один смертельный случай, и мы останемся одни. К вечеру…»

— Господа, — вдруг прервал свое чтение доктор, — как ни интересны все эти чудеса в решете, а все же спать-то когда-то надо. Скоро два часа ночи. Я полагаю, что все наши вампиры и оборотни тоже уже нагулялись и завалились спать. Итак, я ухожу. — И доктор решительно встал с места.

— Делать нечего, подождем до завтра, — сказал один из гостей.

— Не бойтесь, ни Карл Иванович, ни его «сказки» от нас не сбегут, — шутил доктор.

— А разве вы думаете, что все это сказки? — спросил удивленно Жорж.

— Какое вы еще дитя, Жорж, если могли в этом сомневаться, — заметил один старик.

День прошел очень оживленно. Катались верхом, много гуляли по лесу, молодежь занималась гимнастикой и борьбой. Никто ни разу и не вспомнил о вчерашнем чтении.

Вечером усталые, голодные, но в хорошем расположении духа все были в сборе. Сытно поужинав, пристали к Карлу Ивановичу с просьбой дочитать «сказки». Тот, против обыкновения, очень неохотно взял свой портфель и долго в нем разбирался.

— Ну-с, какой ерундой вы нас сегодня угостите? — спросил доктор.

— Быть может, можно сегодня и не читать? — точно обрадовался Карл Иванович, закрывая портфель.

— О нет, нет, мы хотим знать конец, — запротестовала молодежь.

— Вы кончили на том, Карл Иванович, что все слуги из замка убежали от страха, — напомнил Жорж.

Карл Иванович вздохнул и начал.

Продолжение письма к Альфу.

«К вечеру Петро объявил, что не отойдет от двери склепа, пока не выследит «проклятого дьявола»… Ночь прошла тихо. Даже утром и днем Петро отказался сойти со своего поста. Он взял у меня только кусочек хлеба. И день прошел хорошо.

Так минули еще сутки. Что делать с добровольным сторожем? Он ест один хлеб и совсем не спит. Долго ли он выдержит? Еще сутки прошли.

Никакие уговоры, никакие доводы не помогали. Я решился оставить упрямца еще на ночь, а утром подсыпать сонного порошка в вино и заставить его выпить. Приготовив покрепче снотворное, я сидел у себя в комнате. Пробило два часа.

Вдруг в комнату, пошатываясь, вошел Петро. Он весь был иссиня-бледен, точно утопленник, волосы всклокочены, сам весь дрожит. Беспомощно опустившись на стул, он залился слезами. Первых слов его разобрать было невозможно, до того стучали его зубы.

Наконец я уловил:

— Графинюшка… ужас… наша графинюшка ходит… мертвец…

— Успокойся, Петро, расскажи все по порядку, я и сам думаю, что виноват не американец, а графиня, — сказал я, стараясь казаться спокойным.

— Наша графинюшка, этот ангел-то во плоти и она же — вурдалак, вампир… — И он снова зарыдал.

Когда припадок прошел, Петро сообщил мне, что в эту ночь, как и в предыдущие, он сидел на скамейке против входа в склеп и не спускал глаз с двери. Ключ от нее лежал у него в кармане.

Ночь была лунная, и все происходящее было видно совершенно отчетливо.

— Смотрю, — говорил он, — перед дверью стоит графиня. Белое нарядное платье, локоны по плечам и на голове цветы и бриллианты. Ну точь-в-точь как она наряжалась, когда ехала на бал. На минуту я забыл, что она умерла, и бросился к ней со словами «Графинюшка, милая!» — Она ласково посмотрела да и говорит: «Петро, за что ты меня преследуешь?» Тут я вспомнил, что она мертвая, отскочил, а она за мной. «Оставь меня в покое, и я тебя не трону», — и голосок у ней такой нежный. «Бог с вами, — говорю, — графиня, ведь вы же умерли… и похоронены». «Умерла… и все-таки живу, — отвечает она. — Не мешай же мне». — И сама отстраняет это меня с дороги рукой. Я хотел было перекрестить ее, а она как бросится да как схватит меня за плечи. Сильная такая, глаза злые и лицо совсем как чужое. Хочу вырваться и не могу, вот-вот повалит… Так мы все пятились, пятились и дошли до грядки с чесноком. Я запнулся и упал к подножию креста. Она тоже повалилась… Ну, думаю, загрызет!.. Да Бог помиловал. Почуяла она чеснок, соскочила, застонала тяжко, тяжко и исчезла. Долго я лежал: боялся пошевелиться. Ну а потом и к вам, доктор. Что же нам теперь делать-то? Ведь графинюшку-то я не могу колом, рука не подымется… — прошептал верный слуга и опять заплакал.

До утра мы сидели с ним, обдумывая, как поступить. Надо обезопасить замок и деревню от вампира, а в то же время, ради Карло и старого графа, пощадить имя графини в народе.

Мы еще ничего не решили, как пришли мне сказать, что умер сынишка кучера, мальчик лет десяти. А затем потянулись один за другим слуги, прося расчета. Причина была одна: «У вас в замке нечисто».

Пришлось всех отпустить. Осталось два-три человека, которым абсолютно некуда и не к кому было идти. Надо было волей-неволей посвятить в дело и твоего отца. С большими предосторожностями и понемногу я сообщил ему все. К моему удивлению, и на этот раз он остался почти спокоен. И только спросил, кто, кроме меня и Петро, знает про «то». И когда узнал, что никто, остался очень доволен. Видимо, он уже знал страшную тайну покойницы. Не оттого ли он и сидел целыми днями в склепе?