Брэм Стокер - Логово белого червя

Рабби Цви-Гирш между тем манипулировал с серебряными кубками, молитвы его становились все менее понятными, превращаясь в невнятное низкое гудение, — так, во всяком случае, казалось Арье Фишеру.

Вдруг раввин замолчал, и в комнате воцарилась тишина столь напряженная, что могла разорваться, лопнуть. Со стороны картина выглядела жутковато: неподвижная женщина, лежащая навзничь в постели, десять мужчин в молитвенных покрывалах, с черными коробочками филактерий, множество ярко горящих свечей.

Взгляды всех были устремлены на Хаву. Арье Фишеру показалось, что в тишине, висевшей в комнате, родился какой-то неясный звук. Он невольно напряг слух. Звук шел от постели и был похож на еле слышный звон комара. Он быстро усиливался, рвался в уши, так что вскоре его можно было терпеть лишь с трудом. Звон не обрывался, поднимался вверх, пока на совсем уж немыслимой высоте, почти нестерпимой для человеческого слуха, не застыл подобием точки.

Десять мужчин в талесах боялись шевельнуться, боялись взглянуть друг на друга. Далее желтые огни свечей горели так ровно, что казались твердыми.

Хава шевельнулась, медленно повернула голову и посмотрела на мужа. Портной с ужасом понял: это не ее взгляд, этот взгляд был темен и страшен, так глазами несчастной женщины смотрела в мир пропащая, неприкаянная душа грешника. От этого взгляда холод пробрал Арье Фишера до костей, до самого сердца. Он содрогнулся. Пламя ближайшей свечи качнулось.

От этого движения рабби Цви-Гирш сбросил с себя оцепенение.

— Именем Бога живого, Бога Авраама, Ицхака и Яакова, именем Бога Израилева повелеваю тебе: назови себя! — хриплым от волнения голосом потребовал он.

Хава так же медленно повернула голову в его сторону. Рот ее искривила усмешка.

— Я… вижу тебя… раввин… — сказала она. Голос ее то и дело прерывался, слова сопровождались низким эхом. — И слышу… Мое имя проклято… тебе нет нужды его знать…

— Для чего ты пришел? — сурово вопросил раввин. — Для чего мучаешь эту несчастную женщину?

Словно в издевку над этим вопросом диббук пронзительно расхохотался, после чего тело Хавы выгнулось дугой, почти невозможной для человека в обычном состоянии.

Истерический хохот рвался в уши, вызывая жуткую боль. Хава дернула руками, но веревки удержали ее в прежнем положении. Некоторое время она пыталась высвободиться, причем лицо ее то и дело искажалось самым странным образом.

Когда эти попытки не удались, диббук вдруг успокоился. Видно было, что поистине нечеловеческое напряжение, в котором неприкаянная душа держала тело жены портного, ушло.

— Ты хочешь знать мое имя? — глухим голосом спросила Хава. — Изволь, я назовусь. Мое имя — Лейб, сын Мордехая и Фейги… — При этих словах вновь появилось уже упоминавшееся эхо. — Не знаю, говорит ли тебе это о чем-нибудь…

— Лейб, сын Мордехая, — повторил раввин торжественно-мрачным тоном, — великий грешник и убийца, именем Господа Бога Израилева, великого и страшного, заклинаю тебя покинуть тело этой женщины!

— Не могу, — ответил диббук, и странная тоска послышалась Арье Фишеру в знакомо-незнакомом голосе. — Не могу, раввин, не могу… Не могу…

В это самое время портной почувствовал, как оцепенение, охватившее его ранее, усиливается, словно невидимые сети начинают пеленать тело. Он затряс головой, отгоняя наваждение, но это не помогло.

Ему вдруг показалось, что свет десятков свечей начал меркнуть — не гаснуть, но все желтые огоньки одновременно начали тускнеть. Негромкий голос рабби Цви-Гирша превратился в сонное бормотание, а фигуры прочих собравшихся мужчин явственно зашатались.

Спустя какое-то мгновение портной обнаружил, что фигуру неподвижно лежавшей Хавы обволакивает едва заметное облако, имевшее очертания человеческой фигуры. Арье Фишер хотел обратить на это внимание раввина, но не смог произнести ни слова: рот его оказался словно заклеенным.

Он услышал глухой стук и с изумлением обнаружил, что члены миньяна падают один за другим и остаются лежать неподвижно.

Последним упал раввин.

Свет едва теплился. В этом тусклом и слабом освещении реб Фишер увидел, как облако сгустилось и медленно поплыло к нему. Он хотел бежать, но не мог сделать ни единого шага.

«Арье… — услышал он голос. — Арье, ты виновен во всем… Тебе и исправлять…»

— В чем… — прошептал портной. — В чем я виновен?..

«Намне кровь праведников… Большой грех… Тяжкий… Столь тяжкий, что после смерти душе моей дьяволы закрыли путь в ад, а ангелы — в рай…»

Этот голос, страшный, неживой голос звучал в голове портного, застывшего словно соляной столб посреди затянутой серой мглой комнаты.

Облако охватило портного, теперь он не видел ничего, кроме серой колеблющейся мглы перед глазами, и эта мгла темнела, превращалась в дымную вращающуюся воронку, куда втягивалось и втягивалось его меркнущее сознание…

… Очнувшись, Арье Фишер долго не мог понять, что произошло и сколько времени он был без сознания.

— Очнулся, — произнес чей-то знакомый голос. Скосив глаза (он лежал на спине), портной взглянул наговорившего. Это оказался раввин Цви-Гирш Галичер. Чуть приподняв голову, Арье Фишер внимательно осмотрелся. Они находились в спальне его дома, а сам он лежал на кровати.

— Где… Хава?.. — спросил он. Язык плохо слушался. — Что со мной было?..

— Все уже хорошо, — успокаивающе сказал рабби Цви-Гирш. Реб Фишер попытался подняться. Тело его было слабым, он ухватился рукой за плечо раввина и тут же разжал пальцы: рука была покрыта плотной коркой грязи и запекшейся крови. — Что это?! — с ужасом спросил Фишер. — Что я делал? Чья это кровь?

— Успокойтесь, реб Арье, — ответил рабби Цви-Гирш. — Это ваша кровь, вы ободрали себе руки, пока совершали… совершали исправление, — короткая пауза, сделанная раввином, не осталась незамеченной портным.

— Какое исправление? — спросил он недоуменно.

— Вы ничего не помните? — в свою очередь спросил раввин.

Арье Фишер покачал головой. Неожиданно перед его глазами встала картина: освещенный пронзительным желтым светом, исходящим от невидимого источника, он озабоченно кружит среди поваленных надгробий старого кладбища и что-то ищет… что-то очень нужное… важное… Реб Арье спросил:

— Что я там искал? — Голос был хриплым. Рабби Цви-Гирш молча помог ему сесть на кровати, потом отошел к столику, на котором его талес укрывал какие-то предметы.

— Вот, — сказал раввин, откидывая талес. — Вот это вы искали.

Под покрывалом Арье Фишер увидел свиток Торы. Поднявшись, он подошел ближе. Свиток был очень старым, частично истлевшим. В некоторых местах его покрывали бурые пятна.

— Кровь, — сказал рабби Цви-Гирш. — Кровь праведников, пытавшихся укрыть свитки. Это случилось давным-давно, реб Арье.