Альфред Бестер - Ад – это вечность

Слишком медленно тянутся минуты.

Слишком быстро усиливается нетерпение.

Пил дрожал и скулил, а когда протянул руку, чтобы сунуть бомбу подальше в огонь, его пальцы не почувствовали тепла. Он видел обожженное красное мясо, но ничего не чувствовал. Вся боль сосредоточилась внутри – и ничего не осталось снаружи.

От боли шумело в ушах, но даже сквозь шум он услышал на лестнице шаги. Они звучали все громче и ближе. Пил скорчился и с помутневшим сознанием стал молиться, чтобы это шагала Смерть, явившаяся за ним. Шаги раздались на площадке и двинулись к кабинету. Послышался слабый скрип, когда открылась дверь. Пила бросало то в жар, то в холод в лихорадке безумия. Он отказывался повернуться.

– Ну, Боб, что все это значит? – послышался раздраженный голос.

Он не мог ни обернуться, ни ответить.

– Боб! – хрипло воскликнул голос. – Не делай глупостей!

Он смутно подумал, что когда-то уже слышал этот голос. Снова раздались шаги и рядом с ним возникла фигура. Он поднял бескровные глаза. Это была леди Саттон, все еще одетая в вечернее платье с блестками.

– Боже мой! – Ее маленькие глазки замигали в мясистых амбразурах. – Ты что, собираешься превратить себя в месиво?

– Гу... вау-у... – Искаженные слова со свистом вырывались вместе с дыханием из разрезанного горла. – Х-хочу... пов... в... с-ся...

– Появиться? – рассмеялась леди Саттон. – Неплохая идея.

– У-у-уме-реть... – просвистел Пил.

– Что ты собираешься делать? – настойчиво спросила леди Саттон. – А, понятно, Боб. Хочешь разнести себя на кусочки, да?

Его губы беззвучно шевелились.

– Послушай, – сказала леди Саттон, – брось эти глупости. – Она потянулась вытащить бомбу из огня. Пил попытался оттолкнуть ее руки. Она была сильная для привидения, но он все же оттолкнул ее.

– Да-ай... м-мне-е... – прошипел он.

– Прекрати, Боб! – приказала леди Саттон. – Я никогда не желала тебе столько мучений.

Он ударил ее, когда она снова попыталась подойти к бомбе. Но она была слишком сильной для него. Тогда он схватил спиртовку обеими руками, чтобы ускорить свое спасение.

– Боб! – закричала леди Саттон. – Ты проклятый дурак!..

Раздался взрыв. Он ударил в лицо Пилу ослепительным светом и оглушительным ревом. Весь кабинет затрясся, часть стены рухнула. С полок дождем посыпались тяжелые тома. Пыль и дым плотным облаком наполнили помещение.

Когда облако осело, леди Саттон по-прежнему стояла возле того места, где только что находился стол. Впервые за много лет – возможно, за много вечностей – на ее лице появилась печаль. Она долго стояла в молчании, наконец, пожала плечами и заговорила тем же спокойным голосом, каким разговаривало Существо с пятерыми в убежище.

– Неужели ты не понял, Боб, что не можешь убить себя? Смерть приходит только раз, а ты и так уже мертв. Ты был мертв все эти дни. Как ты мог не понять этого? Возможно, тут виновата личность, о которой твердил Брафф... Возможно... Все вы были мертвы, когда пришли в убежище вечером в четверг. Ты должен был понять это, когда увидел свой разбомбленный дом. Это случилось днем в четверг во время большого налета.

Она подняла руки и начала срывать с себя платье. В мертвой тишине хрустели и позвякивали блестки. Они мерцали, когда платье спадало с тела, открывая... ничего. Пустоту.

– Я наслаждалась этими маленькими убийствами, – сказала она. – Забавно было наблюдать, как мертвец пытается убить себя. Вот почему я не остановила тебя сразу.

Она сбросила туфли и чулки. Теперь не было ничего, кроме рук, плеч и тяжелой головы леди Саттон. Ее лицо все еще было немного печальным.

– Но ваша нелепая попытка убить меня показала, кто я такая. Конечно, никто из вас этого не знал. Пьеска была тем более восхитительной, Боб, потому что я и есть Астарот.

Внезапно голова и руки подпрыгнули в воздухе и упали рядом со сброшенным платьем. Голос продолжал звучать из дымного пространства, бестелесный, но затем пыль заклубилась смерчиком, обрисовывая фигуру, просто контуры, однако, и они были ужасны.

– Да, – продолжал спокойный голос, – я Астарот, старый, как мир, старый, как сама вечность. Вот почему я сыграл с вами эту маленькую шутку. Мне захотелось немного поразвлечься. Ваши крики и слезы послужили новизной и развлечением после вечного оборудования адов для проклятых, потому что нет худшего ада, чем ад скуки.

Голос замолчал, и тысячи кусочков Роберта Пила услышали и поняли его. Тысячи кусочков, и каждый продолжал мучиться искрой жизни, и каждый слышал голос Астарота и все понимал.

– О жизни я не знаю ничего, – тихо сказал Астарот. – Зато все знаю о смерти – о смерти и правосудии. Я знаю, что каждое живое существо создает свой собственный вечный ад. Ты сам сделал то, чем стал теперь. Послушайте все вы, прежде чем я уйду. Если кто-нибудь сможет отрицать это, если кто-нибудь сможет оспорить это, если кто-нибудь сможет найти недостатки в правосудии Астарота – говорите!

Через все расстояния прошло эхо голоса, и ответа не последовало.

Тысячи мучившихся кусочков Роберта Пила слышали и не ответили.

Феона Дубидат услышала и не ответила из диких объятий бога-любовника.

Вопрошающий, сомневающийся Кристиан Брафф услышал в аду и не ответил.

Не ответила ни Сидра Пил, ни зеркальное отражение ее страсти.

Все проклятые за всю вечность в бесчисленных, созданных ими самими адах услышали, поняли и не ответили.

На правосудие Астарота не существует ответа.