Стивен Кинг - Мобильник (черновик перевода)

Потом двойная дверь Кашвакамак-Холла открылась сама по себе, и из здания вырвались запахи, накапливающиеся там десятилетия, а теперь ставшие отличным противоядием вони стада: запахло пряностями, вареньями, сеном, домашней скотиной. Не царила под крышей и кромешная тьма: лампы аварийного освещение, которые питались от аккумуляторов, разумеется, потускнели, но не полностью погасли. Клай нашел это удивительным, по прошествию стольких дней, даже подумал, что мобилоиды отключали аварийное освещение, приберегая остатки электроэнергии к их приезду, но эта версия вызвала у него большие сомнения. Порватый ничего не говорил. Только улыбался и движениями рук показывал, что они должны пройти в дверь.

– С превеликим удовольствием, выродок, – ответил ему Том. – Дениз, ты уверена, что сможешь идти сама?

– Да, но сначала мне нужно кое-что сделать, – она глубоко вдохнула, а потом плюнула в лицо Порватому. – Вот. Возьми это с собой в Хар-вуд, гребаная харя.

Порватый ничего не сказал. Только улыбался Клаю. По поводу шутки, которую знали только они вдвоем.

Никто не принес им еды, но в Кашвакамак-Холле хватало автоматов, торгующих закусками, а Дэн нашел лом в чулане для инструментов в южном конце громадного здания. Остальные стояли и смотрели, как он вскрывает автомат, торгующий сладостями («Разумеется, мы безумны, – думал Клай. – Мы едим «Бэби Рутс» на обед, завтра у нас будут «ПейДейз» на завтрак»), когда зазвучала музыка. И не «Ты осветила мою жизнь» или «Прогулка слоненка». Нет, из мощных динамиков, установленных на столбах вокруг огромной поляны, зазвучало что-то медленное и величественное. Клаю уже приходилось слышать эту мелодию, но очень давно. Она наполнила его грустью, а по рукам побежали мурашки.

– Господи, – выдохнул Дэн. – Я думаю, это Альбинони. [128] Альбинони, Томазо (1671-1750) – итальянский композитор, скрипач.

– Нет, – возразил Том. – Это Пахельбель. [129] Пахельбель, Иоганн (1653-1706) – немецкий композитор, органист. Канон в до-мажоре.

– Ну, разумеется, – в голосе Дэна слышалось недовольство собой.

– Такое ощущение, что… – начала Дениз, замолчала. Посмотрела на свои кроссовки.

– Что? – спросил Клай. – Продолжайте. Вы среди друзей.

– Это похоже на звук воспоминаний, – ответила Дениз. – Словно больше у них ничего не осталось.

– Да, – кивнул Дэн. – Полагаю…

– Эй! – крикнул Джордан. Он смотрел в одно из маленьких окошек. Располагались они довольно высоко, но он стоял на цыпочках, а потому дотягивался. – Посмотрите, что там делается!

Они подошли к окошкам, которые выходили на широкую поляну. Уже стемнело. Столбы с динамиками и осветительные мачты черными часовыми стояли на фоне темного неба. На вершине парашютной вышки одиноко мигал красный маячок. А впереди, прямо перед ними, тысячи мобилоидов упали на колени, словно мусульмане, собравшиеся помолиться, под музыку Иоганна Пахельбеля, которая, возможно, заменяла им воспоминания. А потом они легли на траву, дружно, все как один, вызвав колебание воздуха, приподнявшее с земли пустые пакеты и расплющенные стаканчики для газировки.

– Отбой для всей безмозглой армии, – прокомментировал Клай. – Если мы собираемся что-то делать, то в нашем распоряжении только эта ночь.

– Делать? – переспросил Том. – А что мы собираемся делать? Две двери, которые я попытался открыть, заперты. Думаю, остальные тоже.

Дэн поднял лом.

– Едва ли он нам поможет, – покачал головой Клай. – Эта штуковина хороша с торговыми автоматами, но, помните, это место использовалось, как казино, – он указал на северный край помещения, застеленный коврами и уставленный рядами одноруких бандитов, хромированные детали которых поблескивали в оставшейся толике дневного света. – Думаю, вы обнаружите, что ломом такие двери не возьмешь.

– Окна? – спросил Дэн, посмотрел на них и сам ответил. – Джордан может вылезти.

– Давайте поедим, – предложил Клай. – Потом сядем и постараемся расслабиться. Раньше такой возможности у нас не было.

– И что мы будем делать, расслабившись? – спросила Дениз.

– Вы можете делать, что хотите, – ответил Клай. – Я не рисовал почти две недели, и мне так этого недостает. Думаю, я порисую.

– У вас же нет бумаги, – указал Джордан.

Клай улыбнулся.

– Когда у меня нет бумаги, я рисую в голове.

Джордан недоверчиво посмотрел на него, стараясь понять, не насмехаются ли над ним. Решив, что нет, задал еще вопрос: «Рисовать в голове не так хорошо, как на бумаге, правда?»

– В чем-то даже лучше. Вместо того, чтобы что-то стирать, ту или иную часть рисунка можно представить себе по-другому.

Что-то громко щелкнуло, и дверца автомата, торгующего сладостями, распахнулась.

– Бинго! – воскликнул Дэн и победно вскинул над головой лом. – Кто говорит, что колледжские профессора ни на что не годятся в реальном мире?

– Посмотрите, – в голосе Дениз звучала жадность. На Дэна она и не смотрела. – Целая полка «Джуньор минт», [130] «Джуньор минт» – шоколадные батончики с ментоловой начинкой. – и запустила руки в автомат.

– Клай? – спросил Том.

– Что?

– Полагаю, ты не видел своего мальчика, не так ли? Или свою жену? Сандру?

– Шарон, – поправил его Клай. – Я их не видел, – заглянул в автомат мимо широкого бедра Дениз. – А это «Баттерфингеры»? [131] «Баттенфингер» – шоколадный батончик с начинкой из орехового масла.

Полчаса спустя они наелись сладостями и вскрыли автомат с банками газировки. Потом проверили все двери и выяснили, что они заперты. Дэн попытался пустить в ход лом, но не смог даже просунуть его в зазор между дверью и полом. Хотя двери выглядели деревянными, Том предположил, что сердцевина у них металлическая.

– Скорее всего, они и на сигнализации, – добавил Клай. – Если попытаемся их вскрыть, наверняка приедет полиция резервации и упечет нас в кутузку.

Убедившись, что с дверьми не справиться, Дениз, Дэн, Том и Джордан уселись кружком на ковре, в компании игровых автоматов. Клай устроился на бетоне, спиной к двойным дверям, через которые Порватый предложил им войти в Кашвакамак-Холл, показав рукой: «Только после вас, увидимся утром».

Мысли Клая хотели вернуться к другому насмешливому жесту: большой палец – у уха, мизинец – у рта, имитация поднесенного к уху мобильника, но он им не позволил, во всяком случае, сразу. По собственному, и немалому, опыту знал, что в таких случаях наиболее короткий путь – в обход, через дверь черного хода. Вот он и прислонился к деревянной панели, скрывавшей под собой сталь, закрыл глаза и визуализировал страницу комикса. Не из «Темного странника» (понимал, что с «Темным странником» покончено, и никто не понимал этого лучше, чем он), а из нового комикса. «Назовем его «Мобильник», пока не придумано название получше, – думал Клай, – волнующей саги о конце мира, когда ордам мобилоидов противостояли несколько последних норми…»