Дин Кунц - Призрачные огни

Они проехали всего милю по горной дороге, и до Раннинг-Спрингс оставалось еще двадцать миль, когда Бен, по-видимому, решил, что пришло время все ей рассказать. Дорога поднималась все выше и выше к острым вершинам гор, по сторонам росло все больше деревьев – сначала березы и карликовые дубы, затем сосны, тамариск, ели, и вскоре вся дорога оказалась в бархатной тени нависающих крон. Даже в машине с кондиционером чувствовалось, что жара пустыни осталась позади. Казалось, именно спасение от угнетающего пекла побудило Бена к разговору. Тихим, но четким голосом он начал свой рассказ:

– В восемнадцать лет я стал морским пехотинцем, добровольцем пошел во Вьетнам. Я не был настроен против войны, как многие другие, но и войну я не поддерживал тоже. Я просто был за свою страну, неважно, правое ее дело или нет. Выяснилось, что у меня есть определенные склонности, природные способности, и я стал кандидатом в элитарные части – разведку морской пехоты, нечто вроде армейских рейнджеров или «тюленей». Меня заметили быстро, предложили тренироваться в разведке, я согласился, и в конце концов они сделали из меня первоклассного солдата, которому, может, нет равных в мире. Дай мне любое оружие, я знаю, как с ним обращаться. Даже голыми руками я могу убить любого, он и не заметит, что с ним случилось, пока не хрустнет сломанная шея. Я отправился во Вьетнам в составе группы разведчиков, мне этого хотелось, я любил действовать, и в течение нескольких месяцев я был в восторге, рад, что попал в самую гущу.

Бен все так же уверенно и умело вел машину, но Рейчел заметила, что скорость медленно падает, по мере того как воспоминания уносили его все дальше в джунгли Юго-Восточной Азии.

Солнечные лучи нашли прогалины между еловыми ветвями и каскадом обрушились на лобовое стекло, заставив Бена прищуриться.

– Но если ты провел несколько месяцев по колено в крови, видел, как рядом умирают твои товарищи, сам много раз был на волосок от смерти, видел мирных жителей, скошенных перекрестным огнем, сожженные деревни, изуродованных детей… что ж, волей-неволей ты начнешь сомневаться. И я начал сомневаться.

– Бенни, прости, ради Бога. Я и подумать не могла, что ты прошел через весь этот ужас…

– Не надо меня жалеть. Я вернулся живым и продолжаю жить. Мне повезло куда больше, чем многим другим.

«О Господи, – подумала Рейчел, – что бы было, если бы ты не вернулся? Я бы никогда тебя не встретила, никогда бы не полюбила и даже не знала бы, что потеряла».

– Так или иначе, – тихо продолжал он, – сомнения появились, и я был в смятении. Я сражался за законно избранное правительство во Вьетнаме, а, судя по всему, оно было безнадежно коррумпировано. Я сражался за то, чтобы сохранить вьетнамскую культуру от уничтожения ее коммунистами, а эта самая культура тем временем гибла от рук десятков тысяч американских солдат, которые прилежно ее американизировали.

– Мы хотели принести Вьетнаму свободу и мир, – заметила Рейчел. – Во всяком случае, я так думала. – Ей еще не было тридцати, на семь лет меньше, чем Бену, но на семь решающих лет. То была не ее война. – Что плохого в том, чтобы сражаться за мир и свободу?

– Верно, – согласился он, но голос его стал тусклым, – однако мы, похоже, стремились обеспечить этот мир, сначала убив всех и сровняв всю проклятую страну с землей так, чтобы там уже не осталось никого, кто мог бы насладиться плодами свободы. Я должен был спросить себя: а не ошиблась ли моя страна? За ней ли правда? А может, она несет… зло? Или я просто молод и неопытен и, несмотря на свою подготовку, не способен правильно понять? – Какое-то время он молчал, резко бросил машину в правый поворот, затем в левый, следуя извилинам горной дороги. – К концу службы мне не удалось найти убедительного ответа ни на один из этих вопросов… так что я остался добровольцем на второй срок.

– Ты остался во Вьетнаме, когда мог вернуться домой? – удивленно спросила она. – Несмотря на все эти ужасные сомнения?

– Я должен был разобраться, – тихо проговорил Бен. – Должен был, и все. Я что хочу сказать, я убивал многих людей, как мне казалось, ради справедливого дела, так что мне необходимо было знать, прав я или нет. Я не мог просто уехать, выбросить все из головы, продолжать жить как ни в чем не бывало и забыть обо всем. Черт возьми, не мог я так поступить. Я должен был разобраться, решить, кто я – хороший человек или убийца, а потом уже думать, что делать дальше, как успокоить свою совесть. И не было места лучше для того, чтобы все проанализировать, чем там, в самой гуще событий. Кроме того, чтобы осмыслить, почему я остался на второй срок, тебе надо понять меня, того меня много лет назад: молодого идеалиста, которому патриотизм был присущ так же, как цвет глаз. Я любил свою страну, верил в нее, верил безоглядно, и не мог я взять и легко отбросить эту веру… как змея меняет кожу.

Они проехали дорожный указатель, сообщивший им, что они находятся в шестнадцати милях от Раннинг-Спрингс и двадцати трех милях от озера Эрроухед.

– И ты был во Вьетнаме еще целый год? – спросила Рейчел.

Он устало вздохнул:

– Так вышло, что я пробыл там еще… два года.

В своем охотничьем домике над озером Эрроухед Эрик Либен неопределенное время находился в особом сумеречном состоянии, не спал, но и не бодрствовал, не был ни живым, ни мертвым. В это время его генетически измененные клетки вырабатывали ферменты, белки и другие вещества, необходимые для процесса заживления. В мозгу его мелькали какие-то мрачные сны и бессвязные кошмары, похожие на чудовищные тени, мечущиеся в тусклом, кровавом свете сальных свечей.

Когда он наконец очнулся от своего похожего на транс состояния, снова полный энергии, то ощутил острую необходимость вооружиться и быть готовым к действию. Голова полностью еще не прояснилась, в памяти тоже были провалы, так что он плохо понимал, кто может за ним гнаться, но нутром чувствовал, что ему наступают на пятки.

Наверняка, черт бы все побрал, кто-нибудь узнает о домике от Сары Киль.

От этой мысли он вздрогнул, потому что не мог понять, кто такая Сара Киль. Он долго стоял, опершись одной рукой о кухонный стол, пытаясь вспомнить ее лицо и место в его жизни.

Сара Киль…

Внезапно он вспомнил и проклял себя за то, что привозил девчонку сюда. Охотничий домик должен был оставаться его тайным убежищем. Ему нужны были молодые женщины, чтобы чувствовать себя молодым, и он любил производить на них впечатление. На Сару таки произвел впечатление пятикомнатный охотничий домик со всеми удобствами, расположенный на его собственном лесистом участке, откуда открывался прекрасный вид на озеро. Они замечательно трахнулись под развесистой сосной на одеяле, и он почувствовал себя таким молодым. Но получалось, что теперь Сара знает о его тайном убежище, а от нее могут узнать и его преследователи, хотя он и не мог точно сказать, кто именно.