Джонатан Кэрролл - Сон в пламени

Палка оставляла на песке след. Я провел черту далеко влево, потом вперед и вокруг. Не имея в голове никакого плана, я позволял руке самой двигаться и чертить. Она рвалась к работе. Я так увлекся, что подпрыгнул от неожиданности, когда кто-то положил мне руку на плечо.

– Уокер, ты догадался! Молодец. Ну-ка, посмотрим.

Я нарисовал замок, но это было лишь частью дела. Замок стоял с краю от других зданий. К этому времени на берегу было так темно, что мы еле могли разглядеть мой чертеж.

– Да ты создал целый город, а?

– Моя рука чертила, что ей вздумается. Это вроде как она все и выполнила.

– Ну, скажу я вам! Я не могу разглядеть все, но это потрясающе. Ты нашел простой ответ на сложный вопрос. Так и надо начинать. Не все песочные замки должны возвышаться в воздухе. Ну, пошли.

Не более того. Я немного поколебался. Было грустно прекращать мозговой штурм сразу после завершения работы. Венаск уже далеко ушел по берегу, направляясь к стоянке.

Не оборачиваясь, он крикнул через плечо:

– Оставь его, Уокер. Это еще что! Погоди, еще увидишь многое другое, на что ты способен.

– Ты научишь меня танцевать, Венаск?

Я даже не знал, услышал ли он меня, пока старик не щелкнул пальцами над головой и не повернулся лицом ко мне.

– «Ты научишь меня танцевать, Зорба?» – «Танцевать? Ты сказал танцевать, босс? Давай, мой мальчик!» Фильм «Грек Зорба», режиссер Майкл Какояннис. В главных ролях Энтони Куинн, Алан Бейтс и Лила Кедрова, получившая в тот год «Оскар» за исполнение роли Бубулины. Великолепный фильм. Я видел его на днях по кабелю.

– Уокер, я соскучилась по тебе. Ты где?

– В мотеле «Объятия Морфея».

– Ты шутишь. Где это?

– Недалеко от Сайта-Барбары. Мы почти целый день провели на пляже.

– Звучит не очень волшебно. Прислонившись к спинке кровати, я рассказал

Марис про мой песочный замок. Венаск, сидя на другой кровати, изучал телепрограмму и ногой почесывал Кумпола. Перегнувшись ко мне, он показал, что по порноканалу идет фильм «Голые друиды». Я закатил глаза. Он пожал плечами.

– Ты ел что-нибудь?

– Да, несколько бутербродов на обед, а потом еще сходим. Тут неподалеку должен быть неплохой ресторанчик.

– Пожалуйста, ешь, Уокер. Я не хочу, чтобы ты вернулся, похудев на десять фунтов.

– Хорошо, договорились. Как там дела?

– Сегодня ходила с Инграмом на радиостанцию, послушала, как он ведет передачу. Там была женщина, учившая кричать.

– Звучит ужасно. И ей платят за это? Марис рассмеялась.

– И еще она была в армейской каске с наклейкой «Крик имеет значение».

– Постараюсь это запомнить.

– Я на пару дней останусь у Инграма, так что звони мне туда, ладно? Безумно по тебе скучаю.

– Я тоже! Тысячу раз.

– Венаск там, с тобой? – Да.

– Передай ему, чтобы заботился о тебе.

– Передам.

– И помни про человека, съевшего целый торт.

– А ты про старика, пившего кофе через соломинку. Марис, я позвоню завтра. Я люблю тебя.

– Спокойной ночи, mein Liebstet [28].

– Спокойной ночи.

Я повесил трубку и вздохнул. С тех пор как мы приехали в Калифорнию, это была наша первая ночь врозь. Меня не радовала перспектива спать без Марис.

– Венаск, вы были когда-нибудь женаты?

– Я был женат двадцать семь лет.

– И что с ней случилось?

– Умерла. Вы готовы идти? – Он встал и разгладил на себе брюки.

Я взял с кровати футболку и последовал за ним на улицу. Стоянка была залита бледным медно-оранжевым светом фонарей.

– Это ничего, что мы оставили в номере животных?

– Конечно ничего. Набегавшись за день, они будут спать как убитые. Извините, что я оборвал вас. Мне трудно говорить о жене. За ужином я расскажу вам о ней, когда что-нибудь проглотим. Говорят, в этом ресторане дают великолепных камчатских крабов, сегодня я угощаю. Отметим ваш песочный замок.

Марис могла не беспокоиться о моем питании. В тот вечер мы так наворачивали крабов, что официанты косились на нас с удивлением. Закончили мы горячей сливочной помадкой с фруктами и орехами, и порции были с бейсбольную перчатку.

– Почти тридцать лет я прожил с женщиной, которую любил, но сам не понимал этого. Мы были счастливы, но очень часто смотрели друг на друга и удивлялись: «Кто это? Мы знакомы?..» Умирала она плохо, Уокер. У нее был рак, и он пожирал ее. Она умирала очень долго, и под конец от нее остался лишь пустой сосуд скорби.

– Разве вы не могли что-нибудь сделать для нее? С вашим… могуществом?

– Ничего. Вопросы жизни и смерти каждый решает сам.

Это потрясло меня.

– Неужели? Ничего?

– Поймите, что такое жизнь, Уокер. Смерть все равно неизбежна. Я не мог ничего сделать для Нели – так ее звали, – потому что война научила меня сосредоточиваться на жизни, как сделать ее лучше. В этом мы с Нелей соглашались, потому что оба прошли войну. Жить было важнее, чем умирать.

– Но вы только что сказали, что умирала она плохо.

– Она умирала плохо, потому что недостаточно научилась жить. Снова и снова возвращалась в свои прошлые жизни, как начинаете делать вы, но она лишь разглядывала их, будто турист в чужой стране. Так сказать, делала снимки, чтобы показать друзьям, но сама о них не думала. Вот почему она умирала плохо. По-настоящему знать мы можем лишь то, что переживаем или, что уже пережили. А потом нужно изо всех сил изучать это, пока не поймем.

– Но вы всё спрашивали меня, после того как я вернулся в одну из своих жизней, ощутил ли я там, как умираю. И на что это было похоже.

– Конечно, спрашивал! Может быть, вы окажетесь тем самым человеком, который скажет мне то, что я пытался выяснить всю свою жизнь. Говорю вам: я такой же ученик, как вы.

– И что же вы все еще пытаетесь выяснить? Похоже, вы уже довольно многое выяснили.

Он покачал головой.

– А каково сразу после смерти? Каково это – пережить смерть? Я знаю, что мы возвращаемся, вопросов нет, – но вот куда мы деваемся в промежутке?

– Венаск, а та сегодняшняя девушка – действительно красная женщина из моего сна?

Он улыбнулся и сделал знак официанту, чтобы принес счет.

– Нет. Я сказал это, чтобы увидеть вашу реакцию. Но вы еще столкнетесь с той красной женщиной в своей жизни. Гарантирую.

– Но зачем вы сказали это сегодня? Какой реакции вы ждали?

– Именно такой, какую увидел. Вас это заинтриговало. Я сказал это потому, что вам пора начинать по-иному думать о некоторых вещах. Вы еще не начали думать по-разному. Летающий человек должен верить, что у него есть крылья. Или что он может иметь крылья. Понимаете, о чем я?

– Хорошо, допустим, но я хочу спросить еще кое-что.

Он посмотрел на часы.

– Короткий вопрос? Нам пора возвращаться к зверюшкам. Они нервничают, когда меня долго нет.

– Не обязательно отвечать прямо сейчас, но спросить я хочу сейчас: вы сами знаете, как часто срываетесь и кричите на меня? Очень часто. А как часто хамите? Да, я ничего не знаю. А когда вы говорите таким тоном, я или нервничаю, или пугаюсь вас. Учителя не должны пугать своих учеников.