Джонатан Кэрролл - Сон в пламени

Я повесил трубку. Телефон тут же снова зазвонил, но что-то подсказало мне, что на этот раз звонит не он. Совсем не он. Я взял трубку.

– Уокер, пожалуйста, срочно приезжай. Минуту назад у меня началось кровотечение и никак не проходит. Пожалуйста, приезжай скорее. Я боюсь.

Я несся по окружной со скоростью восемьдесят миль в час, не останавливаясь на красный свет. В два часа ночи улицы были пустынны, но несколько раз я чуть не зацепил кого-то, отчего мое сердце выскакивало чуть ли не на заднее сиденье. Я резко свернул налево по Йоргенштрассе и помчался по узкой извилистой улочке, надеясь, что на моем пути никто не попадется. У Ватгассе появилась патрульная машина, и мы гнались несколько кварталов, пока я не осознал, что полицейские могут предпринять что-нибудь профессиональное – например, открыть по мне стрельбу. Я подрулил к тротуару, выскочил и побежал им навстречу, чтобы объяснить, что происходит.

Венская полиция известна своей фашистской нелюбезностью, но взгляд на мое лицо и сбивчивые слова убедили их, что я не валяю дурака. Патрульные велели следовать за ними.

По Доблингер-гауптштрассе мы пронеслись со скоростью девяносто миль в час, одна машина за другой. Когда мы промчались мимо бригады, ремонтировавшей трамвайный путь, один рабочий так перепугался, что бросился на другую сторону улицы. Я рассмеялся, потому что мне больше ничего не оставалось – разве что молиться.

Когда мы подъехали к дому, там уже стояла скорая помощь с распахнутой дверью. Мы все выскочили и бросились по лестнице, будто могли еще чем-то помочь.

Ее белая постель была вся в крови. Марис с закрытыми глазами лежала на спине, а один из врачей хлопотал у ее раскинутых ног. Ее пижамные штаны валялись в стороне, по зеленому расползлось красное. Марис была такой скромной женщиной, а тут стояли пятеро мужчин, четверо из них незнакомые, – и всё на виду.

Я подошел и прикоснулся к ее руке, которой она крепко вцепилась в спинку кровати.

– Марис, это я. Я здесь. Она не открывала глаз.

– Я знаю. Знаю. О! Только оставайся. Я знаю, ты здесь.

Я посмотрел на одного из врачей и перехватил его взгляд. Он покачал головой:

– Не знаю.

Сзади подошел один из полицейских и стал тихо говорить мне на ухо:

– Я был в Ливане с ооновскими войсками и видел там похожее. Может быть, это и ничего. Иногда вдруг начинается кровотечение. Это опасно, но не означает, что она потеряет ребенка. Просто ждите. – Он сжал мне плечо и отошел обратно к своему напарнику.

Врач, хлопотавший возле нее, впервые заговорил:

– Хорошо. Все, что можно сделать здесь, я сделал. Теперь мы отвезем вас в больницу. – Он посмотрел на меня. – Я думал, кровь не остановится, но она остановилась, так что мы сможем ее перевезти.

Марис широко раскрыла глаза и непонимающе огляделась.

– Уокер! Уокер, ты где?

– Я здесь, Марис. Вот я.

– Они хотят увезти меня в больницу.

– Да. Я поеду с тобой.

– Хорошо. Хорошо. Поедем в больницу. – Она посмотрела на склонившегося над ней человека. – Болит, но, думаю, я смогу поехать с вами. Думаю, я могу поехать в больницу, потому что, думаю, мне нужно ехать…

– Ш-ш-ш…

Прошло не так много времени с тех пор, как я ночью в больнице ожидал известий, – с Венаском в Санта-Барбаре, в ночь, когда его хватил удар.

Больница Рудольфинерхаус обнесена высокой толстой стеной. Она так хорошо замаскирована, что первый раз, когда я пришел туда навестить друга, мне пришлось спросить, где же здесь больница. Впрочем, когда найдешь ее, оказывается, что она вовсе не такое уж пугающее, роковое место, каким могут быть подобные заведения. Она открытая, просторная, с высокими, от пола до потолка, окнами, освещающими самые укромные уголки. Когда в ту ночь мы подъехали к двери, к нам вышла улыбающаяся санитарка и взяла на себя заботу о больной.

Марис укатили в приемный покой, а меня попросили подождать в комнате рядом. Через несколько минут туда вошел врач с пышными усами и доброй улыбкой. Его звали доктор Шеер, и он мне сразу понравился.

– Мистер Истерлинг? Рад, что вы здесь. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, чтобы кое-что выяснить. Если не возражаете.

– Вы хорошо говорите по-английски, доктор, но если хотите, можем говорить по-немецки.

– Нет! Мне досталась возможность бесплатно попрактиковаться в английском. Ваша подруга…

– Невеста.

– О, позвольте, я запишу. Ваша невеста, мисс Йорк, прибыла сюда в состоянии, близком к шоку, так что мы сделали ей внутривенное вливание, чтобы компенсировать потерю жидкости. Теперь нужно немного подождать, чтобы посмотреть, помогло ли ей это. Если нет, мы сделаем ей переливание крови. Но не нужно беспокоиться. Она выглядит сильной и крепкой женщиной. А это самое важное… Впрочем, позвольте задать несколько вопросов. Она беременна?

– Доктор, это звучит смешно, но я думаю , да. Он недоуменно посмотрел на меня, потом что-то записал.

– Не могли бы вы сказать точнее? Она говорила вам? Она прошла тесты?

– Нет, но, гм, один наш друг, врач, сказал, что, похоже, она беременна. Ее лицо, ее физический облик… В общем, я знаю, что у нее была некоторая задержка, а обычно у нее регулярный цикл.

– Что ж, мы это быстро выясним. У нас есть свой гинеколог, и я ему позвоню. Наверняка он захочет провести несколько безопасных процедур…

– Что это значит?

– Вы знаете, что такое сонограмма? Это вроде сонара, какие бывают на кораблях, чтобы обнаруживать подлодки или подводные мины. Мы посылаем сквозь тело совершенно безопасные звуковые волны и видим, что происходит внутри человека, без просвечивания рентгеновскими лучами… Если мисс Йорк беременна, мы это увидим. Судя по всему, у нее классическая угроза аборта.

– Аборта? Она не…

Он поднял руку, не дав мне договорить.

– Мистер Истерлинг, аборт – это медицинский термин, означающий любое прекращение беременности. Профаны вечно употребляют это слово неправильно, так что оно стало жупелом. В случае мисс Йорк «угроза аборта» означает лишь, что само ее тело готово к выкидышу. Она лично не имеет к этому никакого отношения. Однако насколько я вижу, несмотря на большую потерю крови, выкидыша еще не случилось.

– Вы хотите сказать, что может произойти выкидыш?

– Скорее всего, налицо угроза выкидыша. Есть две другие возможности, которые мы собираемся рассмотреть. Одна из них называется «placenta previa», а другая – «abruptio placentae». Обе означают, что ее тело может естественным путем отреагировать на то, что с плодом что-то не так, и отказаться вынашивать его. Вы меня понимаете?

– Я немного сбит с толку.

– Тело себя постоянно контролирует. Когда женщина беременеет, а потом вдруг без внешнего воздействия происходит выкидыш, значит, плод так или иначе был поврежден. Это не всегда так, иногда, примерно в тридцати семи процентах случаев всех выкидышей, женщина теряет ребенка по неизвестной причине.