Крис Картер - Обри. Файл №212

— Три дня назад убили молодую женщину, — после долгого молчания, не поднимая глаз, устало сказал он. — На груди у нее было вырезано слово «сестра». И это же слово — написано на стене. Только я, патологоанатом и мой ближайший помощник знали все обстоятельства дела…

На пороге лаборатории возник запыхавшийся детектив Джон Хангселл.

— Шеф, извините что прерываю, но только что сообщили: еще одно убийство!

Здание городского спортивного комплекса было достаточно велико, чтобы неподготовленный человек мог в нем запросто заблудиться. Шагая вслед за провожатым по бесконечным запутанным полутемным коридорам и петляющим гулким переходам, федеральные агенты оценили размах, с которым строители Обри подходили к вопросу обустройства мест коллективного отдыха населения.

В этот час в коридорах комплекса было безлюдно, под потолком горели редкие дежурные лампы. Глухая дробь шагов, усиливаясь, отражалась от свежепокрашенных стен.

В помещении пустого резервного бассейна агентов уже ждали. Усатый полицейский в легкомысленной летней форме помог Скалли и Морроу спуститься по еще влажной лестнице и подвел их к лежащему на дне бассейна телу. Покойницу обнаружил здешний сторож, когда совершал рутинный обход. Яркий свет переносного полицейского прожектора, косо падающий на стену, выхватывал размашистую, уже успевшую побуреть надпись «сестра». Через расположенные под потолком окна в зал врывались отсветы полицейских мигалок, сверкала фотовспышка: полицейские эксперты фиксировали следы, которые преступник мог оставить на подъезде к спорткомплексу. Впрочем, любой, у кого хватило бы решительности и смекалки, чтобы вскрыть хилый навесной замок черного входа и пробраться через лабиринт подсобных помещений и служебных коридоров, мог чувствовать себя здесь в относительной безопасности: на ближайшие три дня в спорткомплексе был объявлен выходной, а для того, чтобы старик-сторож мог справляться со своей работой в одиночку, здание было слишком велико.

— Жертву звали Верна Джонсон, — встретивший начальство полицейский откинул простыню.

Открывшееся взглядам зрелище тяжело было назвать сколь-либо эстетичным: обескровленное, посиневшее лицо покойницы перекосила предсмертная судорога, грудь покрывали глубокие резаные раны, складывающиеся в то же слово, что было написано на стене. Морроу, которую отделяли от носилок широкие спины мужчин, подалась вперед и тут же отшатнулась, с трудом сдерживая крик:

— Боже ты мой!

— Что такое, Би Джей? — встревоженно спросила Скалли.

— Это она, — чувствуя на себе удивленные непонимающие взгляды Тильмана и полицейских из опергруппы, проговорила Би Джей мертвым голосом. — Это та самая женщина, из моего сна…

В парке имени Авраама Линкольна, центральном месте активного отдыха жителей Обри, наступление осени чувствовалось особенно остро. Опавшая желтая листва устилала аккуратные дорожки; деревья растопыривали голые ветви, еще блестящие от недавнего дождя. Меж ветвей просвечивало неяркое утреннее солнышко. Би Джей любила этот парк. Она могла подолгу бродить по темным аллеям, выходя то к укромному пруду, то к спрятавшейся под сенью платанов летней эстраде, пустующей в это время года; могла часами сидеть на скамейке, наблюдая, как падают листья, а в летние дни любила полежать на мягкой шелковистой траве. Но сегодня парк ничем не мог помочь ей — разве что слегка успокоил расшатанные нервы.

…Аккуратно одетая девочка, игравшая с большой забавной собакой, поскользнулась на опавших листьях, и Би Джей сделала рефлекторное движение, чтобы подбежать на помощь, но тут же остановилась.

— Материнский инстинкт, — словно оправдываясь, проговорила она, обращаясь к Молдеру и Скалли. — Я очень остро его чувствую в последние дни.

Она снова опустилась на скамейку перед узким, мокрым от дождя деревянным столом. Дул не сильный, но промозглый ветер, заставляющий поднимать воротники плащей, и сегодня все прохожие были похожи на шпионов из старой комедии.

— Когда-то я этого терпеть не могла, — продолжила Морроу. — Мне не нравилось, что мама постоянно во всем предлагала мне свою помощь, как будто я не могу ни с чем справиться сама. Я клялась, что никогда не буду вести себя подобным образом.

— Рано или поздно мы все через это проходим, — глубокомысленно заметил Молдер.

— …Отец мой был полицейским, хорошим полицейским, одним из тех, кто делает эту профессию чем-то большим, чем просто забота о личной безопасности граждан и профилактика правонарушений. Таких всегда мало. Он и погиб на посту — получил заряд картечи от парня, который взял в заложницы собственную жену. Сколько себя помню, я никогда не представляла для себя иной работы, чем работа в полиции. Отец сказал бы, как мне кажется, что мы занимаемся ерундой, что нельзя найти преступника, основываясь на снах и видениях.

— Я считаю, что сны дают нам ответы на те вопросы, которые мы не осмеливаемся задать себе, когда бодрствуем, — заметил Молдер. — Вы сказали, что увиденный во сне дом был вам знаком?

— Там была та самая женщина. Я знала, что ей очень больно, и я смотрела в зеркало и видела отражение мужчины, но ничем не могла ей помочь…

— Как он выглядит?

— У него… — Би Джей в затруднении пошевелила пальцами в воздухе — …что-то вроде сыпи на лице. И глаза очень упрямые.

Вдалеке на шоссе прошелестела шинами одинокая машина.

— Можете вы еще что-нибудь вспомнить? Поймите, с первым же трупом ваши видения перестали быть вашей личной проблемой.

— За спиной у того мужчины, на стене… Там висит очень странная картинка. Здание, немного похожее на видоизмененный памятник Вашингтону. И такая большая круглая штука рядом…

— Вы не могли бы нарисовать?

— Да, конечно…

Морроу взяла ручку и блокнот и через минуту протянула обратно:

— Что-то вроде этого.

Равнобедренный треугольник рядом с неровным овалом напоминал рисунок первоклассника на уроке математики.

— И что же это? — с любопытством спросила Скалли, заглядывая через плечо напарника, и так и этак крутившего блокнот в руках.

— Треугольник со сферой… — задумчиво протянул Призрак. — Би Джей, вы никогда не бывали в Нью-Йорке?

Детектив отрицательно качнула головой.

— Там на Таймс-Сквер, в антикварном полно открыток с таким изображением. Это, если мне не изменяет память, символ Всемирной выставки тридцать девятого года.

— Так вы не знаете, кто был тот мужчина во сне? — спросила Скалли.

— Я? — Би Джей пожала плечами. — Нет. Понятия не имею…

Молдер тем временем буквально впился взглядом в лежащий перед ним схематичный рисунок — первую реальную зацепку, дающую шанс выйти на убийцу, вернувшегося к своему кровавому ремеслу пятьдесят лет спустя…