Дэвид Зельцер - Омен. Знамение.

– Священник! – выкрикнул Дженнингс. – Снова чертов священник!

Радуясь, он вернулся к столу, оторвал крылья цыпленку и обглодал их до костей.

– Я найду этого паразита! – расхохотался он. – Я выслежу его!

…На следующее утро репортер взял с собой один из снимков священника, сделанный у посольства. Он показывал его в нескольких церквах, а потом в региональной конторе Лондонского прихода. Но никто не опознал человека на фотографии. Репортера уверили, что если бы священник служил в городе, то его наверняка знали бы. Он был явно из других мест. Дело усложнялось. Дженнингс пошел в Скотланд-Ярд и взял книги с фотографиями преступников, но и там ничего не нашел. Оставалось одно. Впервые он увидел священника, когда тот выходил из здания посольства. Возможно, там о нем знали.

Проникнуть в посольство оказалось сложно. Охранники долго проверяли его документы, но внутрь не пропустили.

– Я бы хотел увидеть посла, – заявил Дженнингс. – Мистер Торн сказал, что возместит мне стоимость фотокамеры, которую он сломал.

Охранники позвонили наверх, а потом, к удивлению Дженнингса, попросили его пройти в вестибюль, сказав, что ему позвонят туда из кабинета. Через несколько секунд Дженнингс разговаривал с секретаршей Торна, которая интересовалась, какую сумму должен переслать посол и на какой адрес.

– Я бы хотел объяснить ему лично, – сказал Дженнингс. – Я бы хотел показать ему, что можно купить на такие деньги.

Она ответила, что это невозможно, так как у посла сейчас важная встреча, и Дженнингс решил идти напролом.

– Говоря по правде, я надеялся, что он сможет помочь мне по личному вопросу. Может быть, и вы сможете. Я разыскиваю одного священника. Это мой родственник. У него было какое-то дело в посольстве, и я подумал, что, может быть, его здесь видели и могли бы мне помочь в поисках.

Это была очень странная просьба, и секретарша промолчала.

– Он невысокого роста, – добавил Дженнингс.

– Итальянец? – спросила она.

– Я думаю, он провел какое-то время в Италии, – уклончиво ответил Дженнингс, ожидая, какое впечатление произведет такое заявление.

– Его имя не Тассоне?

– Видите ли, я не совсем уверен. Я разыскиваю пропавшего родственника. Понимаете, моя мать и ее брат были разлучены еще в детстве, и он поменял фамилию. Моя мать сейчас при смерти и хочет его разыскать. Мы не знаем его фамилии, у нас есть только внешние приметы. Мы знаем, что он очень маленький, как и моя мать, и что он стал священником. Один мой знакомый увидел, как из посольства примерно неделю назад выходил священник. Приятель утверждал, что тот священник был очень похож на мою мать.

– Здесь был один священник, – сказала секретарша. – Он сказал, что приехал из Рима, и его звали, по-моему, Тассоне.

– Вы знаете, где он живет?

– Нет.

– У него было дело к послу?

– Похоже, что так.

– Может быть, посол знает, где он живет?

– Не думаю. Вряд ли.

– Можно будет его спросить?

– Да, я спрошу.

– А когда?

– Попозже.

– Моя мать очень больна. Она сейчас в госпитале, и я боюсь, что дорога каждая минута.

В кабинете Торна зазвенел сигнал селектора. Голос секретарши осведомился, не знает ли он, как найти священника, который приходил к нему две недели назад. Торн похолодел.

– Кто об этом спрашивает?

– Какой-то человек, который утверждает, что вы разбили его фотокамеру. Он считает, что священник – его родственник.

Помолчав секунду, Торн произнес:

– Попросите его зайти ко мне.

Дженнингс сразу же отыскал кабинет Торна. Все вокруг было обставлено в современном стиле. Кабинет находился в конце длинного коридора, по обеим сторонам которого были развешаны портреты всех американских послов в Лондоне. Проходя мимо них, Дженнингс с удивлением узнал, что Джон Квинси Адамс и Джеймс Монро занимали этот пост, прежде чем стали президентами США. Неплохое начало карьеры! Может быть, старина Торн волею судеб тоже станет великим.

– Входите, – улыбнулся Торн, когда репортер открыл дверь в кабинет. – Садитесь.

– Извините, что я врываюсь…

– Ничего.

За все годы работы в амплуа фотоохотника Дженнингс впервые находился так близко от своей жертвы. Попасть сюда оказалось проще, чем он думал. Теперь же его трясло: дрожали колени, учащенно колотилось сердце. Возбуждение было так велико, что почти граничило с сексуальным.

– Мне бы хотелось еще раз принести свои извинения за разбитую камеру, – сказал Торн.

– Она все равно была старая.

– Я хочу возместить вам убытки.

– Нет, нет…

– Мне бы очень хотелось. И вы должны мне в этом помочь.

Дженнингс пожал плечами и кивнул.

– Скажите, какая камера самая лучшая, и вам ее доставят.

– Ну… Вы очень великодушны.

– Просто назовите мне самую лучшую.

– Немецкого производства. «Пентафлекс-300».

– Договорились. Скажите моему секретарю, где вас можно найти.

Торн изучал репортера, рассматривал каждую мелочь, от разных носков на ногах до ниток, свисающих с воротника куртки. Дженнингсу нравилось вызывающе одеваться. Он знал, что его внешность ставит людей в тупик. В каком-то извращенном смысле это давало ему нужные зацепки в работе.

– Я видел вас на собрании, – сказал Торн.

– Я всегда стараюсь быть в нужном месте и вовремя.

– Вы очень усердны.

– Спасибо.

Торн встал из-за стола, подошел к бару и откупорил бутылку бренди. Дженнингс наблюдал, как он разливает напиток, потом взял предложенный стакан.

– Вы отлично разговаривали с тем парнем вчера вечером, – сказал Дженнингс.

– Вы так считаете?

– Да.

– А я не уверен.

Они тянули время, и оба это чувствовали, ожидая, что собеседник первый приступит к делу.

– Я с ним согласен, – добавил Торн. – Очень скоро газеты назовут меня коммунистом.

– Ну, вы же знаете цену прессе.

– Да.

– Им тоже надо на что-то жить.

– Верно.

Они пили бренди маленькими глотками. Торн подошел к окну и, выглянув в него, спросил:

– Вы ищете родственника?

– Да, сэр.

– Это священник по имени Тассоне?

– Он священник, но я не уверен в точности имени. Он брат моей матери. Они были с детства разлучены.

Торн взглянул на Дженнингса, и репортер почувствовал в его взгляде разочарование.

– Итак, вы его, собственно, не знаете? – спросил посол.

– Нет, сэр. Я просто пытаюсь его найти.

Торн нахмурился и опустился на стул.

– Можно спросить?.. – начал Дженнингс. – Если бы я знал, какое у него к вам было дело, я смог бы…

– Это была просьба насчет одного госпиталя. Он просил… пожертвование.

– Какого госпиталя?

– В Риме. Я точно не помню.

– Он не оставил вам свой адрес?

– Нет. Видите ли, я сам немного этика расстроен, так как обещал послать чек и теперь не знаю, куда именно.