Роберт МакКаммон - Неисповедимый путь

– Мама, на дворе снег! – сказал ей Билли, показывая на маленькое окошко рядом с ее кроватью.

– Я же говорила тебе, что это снеговые тучи, не так ли? – ответила та и улыбнулась сыну. Вокруг ее глаз залегли глубокие морщины, а волосы посерели. Несмотря на то, что ей было всего тридцать четыре, годы не пощадили ее. Сразу после рождения Билли она чуть не умерла от пневмонии и с тех пор так и не оправилась до конца. Большую часть времени она находилась в доме, занимаясь своими хитроумными вышивками и выпивая домашние травяные настойки, помогающие ей бороться с ознобом и лихорадкой. В отсутствии движения ее тело набрало вес, однако ее лицо было по-прежнему худым и симпатичным, за исключением слабых темных кругов под глазами; ее волосы были все так же длинные и блестящие, а индейская комплекция создавала ложное ощущение идеального здоровья.

– Самое холодное время года еще впереди, – сказала она и вернулась к своей работе. Рамона постоянно удивлялась тому, как быстро Билли растет; одежду, которая была ему впору еще месяц назад, уже надо было сдавать в готорнскую комиссионку.

– Ты не хочешь пойти посмотреть?

– Я знаю, как это выглядит. Все белое.

Внезапно Билли понял, что мать не любит ни холод, ни снег. Часто по ночам она сильно кашляла, и через тонкую стену он слышал, как отец утешал ее: «Ты не должна вставать», говорил он быстро, «тебе лучше остаться лежать здесь».

Джон подошел сзади к сыну и положил обветренную руку ему на плечо.

– Почему бы нам не одеться и не прогуляться?

– Да, сэр! – Билли широко улыбнулся и помчался в гардероб за своей зеленой паркой с капюшоном.

Джон взял из гардероба свою голубую джинсовую куртку с подкладкой из овчины, одел ее, а затем натянул на голову черную вязаную шапочку. За прошедшие десять лет Джон Крикмор похудел и посуровел; его широкие плечи немного ссутулились из-за сезонных полевых работ и постоянных трудов по поддержанию ветхого домика в порядке после летней жары и зимнего мороза. Ему было тридцать семь, но морщины на лице – глубокие и прямые, как борозды, которые он пропахивал на полях – старили его лет на десять. Тонкие губы обычно придавали его лицу хмурое выражение, но если рядом находился сын, они почти всегда улыбались. Кое-кто в Готорне говорил, что Джон Крикмор – прирожденный проповедник, зарывший в землю свой талант, занявшись землей вместо того, чтобы обратить взор к небу, и то, что если он сердится или к кому-нибудь враждебно относится, тогда взгляд его синих глаз может насквозь пробуравить дощатую стену амбара. Но когда он смотрел на сына, его взгляд всегда был мягким.

– Ну, вот я и готов, – сказал Джон. – Кто желает прогуляться? – Я, – пропел Билли.

– Не будем терять время, – произнес Джон и потянулся к сыну. Они взялись за руки, и Джон сразу почувствовал тепло удовольствия от прикосновения к мальчику. Когда Джон был рядом с Билли, таким живым, настороженным и удивленным, он впитывал в себя часть его юношеского задора.

Они вышли через сосновую дверь в тамбур, а затем, открыв наружную дверь, окунулись в холодный серый день. Замерзшая грязь дороги, соединявшей владения Крикморов, всего лишь два акра, с главным шоссе, хрустела под их башмаками, и сквозь этот хруст Билли слышал мягкий шелест снежных хлопьев, падающих на замерзшие листья вечнозеленой изгороди. Они миновали маленький пруд с грязно-коричневой с прожилками льда водой. Белый почтовый ящик с надписью «ДЖ. КРИКМОР», испещренный отверстиями двадцать второго калибра, наклонился в сторону асфальтированного шоссе. Они двинулись по обочине по направлению к Готорну, лежащему менее чем в миле впереди. Снег то падал хлопьями, то перемежался дождем. Джон проверил, хорошо ли одет капюшон мальчика и крепко ли завязаны под подбородком его тесемки.

Уже началась настоящая зима, хотя не прошло еще и половины января. Несколько раз шел дождь со снегом, а однажды случился ужасный град, который переколотил стекла по всему округу Файет. Однако, думал Джон, точно так же, как день сменяет ночь, на смену зиме придет весна, а с ней и пора сельскохозяйственных работ. Снова нужно будет сажать кукурузу и бобы, томаты и турнепс. Следовало бы поставить новое пугало, однако в эти беспокойные времена, похоже, даже вороны поумнели и не желают быть обманутыми. В последние годы Джон терял большую часть посевов из-за птиц и вредителей, а то, что сохранялось, вырастало слабым и малорослым. У него была хорошая, благословенная Богом земля, думал он, но, похоже, и она начала истощаться. Он, конечно, знал про севооборот, нитраты и всякие химические удобрения, которые торговые агенты пытались ему всучить, однако все эти добавки, за исключением известного с древних времен старого доброго удобрения, – нарушение промысла Господня. Если ваша земля истощилась, значит, так тому и быть.

Да, беспокойные времена настали повсеместно, думал Джон. Этот католик, ставший президентом, коммунисты, снова поднявшие голову, разговоры о полете человека в космос. Много осенних и зимних вечеров Джон провел в парикмахерской Куртиса Пила, где мужчины играли в карты, подогревая себя портвейном, и слушали новости из Файета по старому приемнику. Джон был уверен, что большинство людей согласится с тем, что наступили Последние дни, и что он должен ткнуть пальцем в Апокалипсис, чтобы показать зубоскалам, какое зло падет на человечество в ближайшие десять или около того лет…

Если мир продержится такой срок. А здесь, в Готорнской Церкви, настали даже еще более тревожные времена. Преподобный Хортон делал все, что в его силах, но в его проповедях не было ни огня, ни силы. Вдобавок, что еще хуже, его видели в Дасктауне евшим из одного котелка с черными. С тех пор по окончании служб никто не желал пожать Хортону руку.

Рука Билли в перчатке дернулась, стараясь поймать снежинки. Одна из них опустилась ему на кончик пальца, и несколько мгновений он изучал ее – тонкую и ажурную, как мамина вышивка, – пока она не исчезла. Мама рассказывала ему о погоде, о том, как она говорит множеством голосов, когда меняется ее настроение; только для того, чтобы их различить, надо тихо-тихо слушать. Она научила его видеть прекрасные картины, которые создают облака, слышать соторожные лесные звуки, издаваемые пугливыми лесными жителями, бродившими где-то поблизости. Отец научил его надувать лягушек и купил ему рогатку для охоты на белок, однако Билли не нравилось то, как они верещали, когда он в них попадал.

Они шли, минуя маленькие щитовые домики, расположенные вдоль единственной главной улицы Готорна. В зеленом доме с белыми ставнями, расположенном поодаль, жил Вилл Букер, лучший друг Билли; у него была младшая сестра Кэти и собака по кличке Бу.