Роберт МакКаммон - Неисповедимый путь

Осознание того, что он сделал со смертью – пронзило его как удар молнии. Его отца нет, остался только маленький мальчик, играющий на сцене и мямлящий свои исцеляющие заклинания в ожидании озарения, которое посетило его, когда он держал на руках Тоби. Он не готов остаться один, о Боже, он еще не готов, еще не готов…

Его глаза наполнились слезами – не слезами горя, а слезами бессильной ярости. Он затрясся и не мог остановиться.

– Уэйн, – позвал его кто-то сзади.

Он резко повернулся ко всем этим чужим людям, находящимся в мемориальной комнате с красным от слез лицом.

– УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! – заорал он.

Наступила тишина. Его мать закрылась руками как будто в ожидании удара.

Он двинулся на них.

– Я ЖЕ СКАЗАЛ УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! – заорал он еще раз, и гости наступая друг другу на ноги покинули комнату.

– УБИРАЙТЕСЬ! – закричал он сквозь рыдания на подошедшего было к нему Джорджа Ходжеса. Он остался в комнате наедине с трупом отца.

Уэйн прижал ладони к лицу и застонал; слезы капали сквозь его пальцы. Затем он подошел к двери и запер ее.

Уэйн повернулся к гробу.

Это должно быть сделано, он знал. Да. Если он очень сильно захочет, он сделает это. Еще не поздно, поскольку его папа еще не в земле! Он должен воскресить Дж. Дж. Фальконера, Величайшего Евангелиста Юга, и тогда все сомнения и обвинения в его адрес, касающиеся его способностей к исцелению, разлетятся как сечка на сильном ветру. Потом они с отцом пойдут на Крикморов и навсегда пошлют их гореть в Аду.

Да. Это должно быть сделано.

Кто-то подергал дверную ручку.

– Уэйн? – раздался мягкий голос. Затем: – Похоже, он заперся! – Господи, дай мне силы сделать это, – прошептал Уэйн с лицом, залитым слезами. – Я знаю, я грешен, и именно поэтому ты позволил демонам забрать моего отца. Но я не готов остаться один! Пожалуйста…

Если ты позволишь мне сделать только одно это, я никогда больше ни о чем тебя не попрошу.

Он дрожал в ожидании электрического разряда, пронзающего его, Голоса Господня, зазвучащего у него в голове, знака, знамения или еще чего-нибудь.

– ПОЖАЛУЙСТА! – крикнул он.

Затем он подбежал к гробу и схватил своего отца за тощие твердые плечи.

– Вставай, папа. Давай покажем им, чего на самом деле стоит моя сила исцеления и насколько она сильна. Вставай сейчас же. Ты мне нужен, давай, вставай…

Он сжимал руки все сильнее и сильнее. Закрыв глаза он попытался собрать всю свою целительную силу – где там она? Была ли она израсходована давным-давно? Молния его не ударила, голубого сияния, исходящего из ладоней, не появилось.

– Вставай, папа, – прошептал Уэйн и, откинув голову назад, закричал: – Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ВСТАВАЙ И ИДИ!

– Уээээйн! – закричала за дверью Кемми. – Во имя Господа, не надо!..

– Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ СБРОСИТЬ ОКОВЫ СМЕРТИ! СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!

Он трясся как громоотвод на ветру, его пальцы крепко вцепились в желтую материю, а по лицу текли струйки пота и слез. Макияж цвета человеческого тела стал опадать со щек трупа, открывая бело-серую кожу. Уэйн сконцентрировался на задействовании энергии из глубин себя, оттуда, где в глубине его души кипел вулкан, где метались дикие языки пламени. Он думал только о том, как вдохнуть жизнь в запертое в гробу тело, желая вернуть ему Жизнь.

Внезапно в его голове что-то взорвалось с неожиданной болью и отчетливым треском. В его сознании возникла странная картина смертельной борьбы орла и змеи. В голове Уэйна пульсировала черная боль, а из его левой ноздри на белую обивку гроба закапала кровь. Его руки начали зудеть, потом чесаться, потом гореть…

Труп Фальконера дернулся.

Глаза Уэйна широко открылись.

– Да! – крикнул он. – ВСТАВАЙ!

Внезапно труп задрожал, как будто сквозь него пропустили высокое напряжение; он сжимался и вытягивался, лицевые мускулы покрыли лицо рябью. Руки с идеальными ногтями начали ритмично сжимать и разжимать кулаки.

В следующее мгновение веки, зашитые работниками морга нитками телесного цвета порвались и открылись. Глаза, глубоко утонувшие в глазницах, были цвета серого мрамора. Сильно дергаясь, губы растягивались, растягивались…

И рот раскрылся, порвав белые швы. Внутри рта все было отвратительно серым и виднелись куски материи, засунутые туда, чтобы щеки казались полными. Голова задергалась словно в агонии, а тело затрепетало в руках Уэйна. Кто-то дико забарабанил в дверь.

– УЭЙН! – закричал Джордж Ходжес. – ПРЕКРАТИ!

Но Уэйн был полон праведной исцеляющей силой и должен был искупить свои грехи, вытянув Дж. Дж. Фальконера из темного места. Все, что ему оставалось, это еще немного сконцентрироваться, попотеть еще чуть-чуть.

– Возвращайся, папа, – шептал Уэйн дергающемуся трупу. – Пожалуйста, возвращайся…

В измученном мозгу Уэйна возник образ мертвой лягушки, жесткой и пахнущей формалином, лежащей на столе в классе биологии. Ее ножные мышцы были открыты и соединены с маленькими электродами; когда включали ток, лягушка прыгала. Прыгала. Прыгала. Прыгай, лягушка, подумал Уэйн и разразился истеричным смехом. Труп Фальконера трепетал и дергался, руки хватали воздух. Прыгай, лягушка, прыгай…

– Уэйн! – закричала его мать, находясь на грани истерики. – Он мертв, он мертв, оставь его в покое!

И Уэйн осознал с болезненной очевидностью, что потерпел провал. Все, что он делал, просто заставляло лягушку прыгать. Его папа мертв.

– Нет, – прошептал он. Голова Фальконера повернулась набок, и рот раскрылся еще шире.

Уэйн расцепил свои пальцы и отступил назад. В тот же момент труп, лязгнув зубами, затих.

– Уэйн?

– Отопри дверь!

– Пусти нас, сынок, дай поговорить с тобой!

Он уставился на капельки крови на мраморном полу и тупо вытер нос рукавом. Все кончено, он проиграл. В единственном, о чем он просил, в самой важной для него вещи ему отказано. И почему? Потому что лишился милости Господа. Он знал, что где-то это празднуют Крикморы. Уэйн дотронулся до гудящей головы окровавленной рукой и уставился на овечек и пастушков противоположной стены.

За пределами мемориальной комнаты, Кемми Фальконер и собравшиеся проститься с Фальконером услышали ужасные грохочущие звуки. Это было, как скажет потом своей жене методистский священник, как «если бы в эту комнату набилась сотня беснующихся демонов». Только когда шум прекратился, Джордж Ходжес с парой мужчин осмелились взломать дверь. Они нашли Уэйна, съежившегося в углу комнаты. Вазы с цветами были разбиты о стены, с которых послетали прекрасные фрески, а на полу стояли лужи воды. Труп выглядел так, будто Уэйн пытался вытащить его из гроба. Кемми увидела окровавленное лицо сына и упала в обморок.

Уэйна доставили в госпиталь с диагнозом нервного истощения. Он был помещен в отдельную палату, накачан транквилизаторами и погружен в сон. На протяжении долгой ночи его посетили два сна: в первом подле его кровати стояла ужасная тень, улыбающаяся в темноте. Во втором сцепились в смертельной схватке орел и змея – крылья орла тянули его в чистое небо, но зубы змеи наносили удар за ударом, и ее яд отнимал у орла силы и тянул к земле. Уэйн проснулся в поту до того, как закончилось сражение, но он знал, что на этот раз змея победила.