Брайан Ламли - Из глубины

Сара замолчала и посмотрела мне прямо в глаза, не обращая внимания на мою улыбку, желая, чтобы я поверил в то, что она мне сейчас рассказала. В ее глазах — огромных, темных — не было ни искры веселья, ни намека на то, что все это можно воспринять как-то по-иному, кроме как совершенно всерьез. Я так ничего и не сказал, и она спросила:

— Ну? Что вы теперь скажете?

— Что я теперь скажу? А что я могу на все это сказать? — ответил я наконец, чувствуя себя не на шутку раздраженным. — Сара, вы нравитесь мне. За то очень короткое время, что мы знакомы, я пришел к выводу, что вы мне очень нравитесь... настолько, что мне по-настоящему тяжело видеть, как вам морочат голову, или, если уж на то пошло, как вы морочите голову самой себе. Как я полагаю, вы на сто процентов говорили серьезно, рассказывая мне все это, значит кто-то разыгрывает вас, смеется над вами. Бог ты мой, да те теории, которые вы проповедуете, совершенно нелепы! Русалки, разумные человекоподобные амфибии, подводные города и храмы древних богов, старых, как сама Земля, — это полная нелепица!

— Нелепица? — взорвалась девушка, побелев от гнева. — Позвольте объяснить вам кое-что, мистер морской биолог...

— Нет, — резко оборвал я ее, в свою очередь рассердившись. — Это вы меня послушайте. Теперь вы попросите меня поверить в летающие тарелки? Те чокнутые, которые забивают вам голову всей этой чепухой, предоставили вам хотя бы что-нибудь в доказательство своих сумасшедших идей?

— Слепец! — бросила она мне в лицо. — Полный слепец... а, возможно, еще и глухой, если этот разговор не заставил вас ни о чем задуматься.

Тут весь ее гнев как по мановению руки улетучился, и она расхохоталась:

— Да, Джон Воллистер, вы просто глупец! Вам представлялась такая возможность! Вы профессиональный морской биолог, почему вас и выбрали быть их посредником, их послом. А вы оказались способны лишь поднять на смех то, что вскоре должно было стать для вас совершенно очевидным.

— Очевидным? Я не вижу, чтобы что-то было...

— Ну, разумеется, не видите. Но сегодня вы действительно видели. Вы видели глубоководных! Вам нужны доказательства? Так чем вам это не доказательство?

Эти ее слова ввергли меня в пучину внезапных невероятных подозрений:

— Я видел их? Я видел глубоководных! Я не...

— Вы сидели с ними за одним столом!

Вместе с воспоминаниями о тех отталкивающих людях, которые на моих глазах поедали то, что показалось мне сырой рыбой, на меня мгновенно нахлынула та же дурнота, которую я испытал в яхт-клубе, так что, едва удержавшись от гримасы отвращения, я пробормотал:

— Но эти люди были совершенными дегенератами, или, по крайней мере, они показались мне такими.

— Дегенератами? — девушка, казалось, не поверила своим ушам, и когда она заговорила в следующий раз, в ее голосе кипели ненависть и гнев. — Так вы сочтете пришельца из другого мира дегенератом, потому что он другой? Значит, китаец, пигмей, эскимос для вас дегенераты? Значит, «другой» означает «дегенерат»? — Кипя гневом, она вскочила на ноги. Ее маленькие сжатые кулачки дрожали. — Из всех тупоголовых...

— Погодите минутку, — перебил я, поднимаясь и беря ее за руки. — Шутка есть шутка, но...

— Шутка! — она поперхнулась этим словом. — Здесь только одна шутка, Джон Воллистер, и эта шутка — вы! — Она вырвала у меня руки. — Что ж, вы знаете, где меня найти, когда захотите извиниться.

И с этими словами она исчезла, вылетев из моего кабинета, пробежав по лестнице и захлопнув за собой входную дверь с такой силой, что я вздрогнул. Через миг я услышал, как взревел ее мотороллер. Однако я был слишком ошеломлен, чтобы сдвинуться с места.

Наконец я решил выйти на балкон и увидел свет ее фар внизу. Стоя в тени, она надевала шлем.

— Сара, — позвал я ее. — Сара, послушайте...

— Черта с два я буду вас слушать! — закричала она в ответ. — Я не такая, как ваши англичанки, Джон Воллистер. Я не собираюсь стоять и выслушивать ваши оскорбления! Да, я другая, да — другая, слышите вы? Я дегенератка, да?

И она умчалась прочь, разрезая тьму огнем фар. Обозвав себя дураком, а Сару еще большей дурой, ведь она искренне верила во всю эту чушь, я налил себе стакан виски, потом второй, за ним третий...

Прикончив добрых полбутылки виски за неприлично короткое время, я оказался слишком пьяным для того, чтобы думать — состояние, которого я не испытывал со времен юношеских разочарований в любви. И тогда я выбросил все случившееся из головы. Я собирался решить все проблемы утром. Спотыкаясь, я закрыл окна и рухнул на кровать.

Некоторое время темнота успокаивала, потом комната начала кружиться, напомнив мне о том, сколько я выпил. К счастью, меня не тошнило, но события прошедшего дня были такими, что я вряд ли мог надеяться спокойно заснуть. Помню, что снова обозвал себя дураком, прежде чем провалиться в сон...

И, разумеется, меня посетили сновидения.

Это был тот же сон, что и в прошлый раз. Сначала тихий шум воды, постепенно превращающийся в шторм, в бурю... Ощущение бесчисленных тысячелетий, проходящих в хаосе первозданного океана; геологических эпох, сжатых в минуты; и замогильные звуки нечеловеческих молитв — голоса почитателей чудовищного культа, рокочущие на фоне неистовствующей бури. Потом меня снова подхватил бушующий прибой, швыряя, точно куклу, с одного гребня волны на другой и бешено вращая в стеклянных воронках головокружительных водоворотов.

В этот миг, точно так же, как и в прошлом моем сне неделю назад, я проснулся. Однако грохот волн и шипение летящей водяной пыли не стихали. На миг я решил, что все еще сплю; потом, выбравшись из кровати, на подкашивающихся ногах я проковылял в кабинет и уселся за стол.

Там рев бури слышался еще громче, как будто неистовствующие воды обрушивались на самое подножье утесов под домом. Я решил, что начался прилив, и море, должно быть, совершенно разбушевалось. На часах было 3:15 — совершенно неподходящий час для того, чтобы проснуться и мучиться похмельем в разгар шторма. Я проспал всего час или два.

Я неуверенно подошел к балконной двери и повернул ручку, подперев дверь плечом, чтобы бешеный ветер не распахнул ее. Но мои усилия оказались совершенно напрасными, потому что когда я аккуратно открыл дверь внутрь и вышел на балкон, рев моря стих и мгновенно прекратился вообще, и моим глазам открылся невероятно тихий пейзаж!

Я не поверил своим глазам. Близкое и одновременно далекое море, плоское и серебристое в ясном свете луны; песчаная рябь берега, уходящего вдаль под ночным небом, по которому, полупрозрачные и зловеще молчаливые, медленно плыли разорванные клочья облаков... А где же буря?

Значит, буря существовала лишь в моем воображении, эхом доносясь из закоулков моего разума в мир яви через переходную фазу между сном и бодрствованием. Я не пробудился полностью, пусть даже и встал с кровати, чтобы пойти в кабинет, и только холодный ночной воздух на балконе привел меня в чувство.