Брайан Ламли - Демогоргон

Димитриос кивнул.

— Я знаю об ЭОКА, отец. Все знают. Там, на материке, мы получаем все самые последние новости. Кстати, отчасти поэтому я и вернулся, поскольку очень беспокоюсь за тебя и девочек. Но с другой стороны… Знаешь, сейчас я живу в Афинах и вполне преуспеваю, но должен сказать тебе вот что: если бы не ЭОКА, я бы вообще не смог вернуться.

— Что? — Отец был явно потрясен. — Ты вернулся потому что ты заодно с ними? — Его голос даже задрожал от ярости.

— ШШШ! — прервал его Димитриос. — С ними? Что ты имеешь в виду? Что я работаю на Гриваса? Как ты мог обо мне такое подумать? Я такой же бизнесмен, как и ты, мой отец, а не какой-то там головорез! Нет, я вернулся исключительно повидаться с тобой и с сестрами. Но если бы ЭОКА в какой-то мере не проложила для меня путь… — Он не договорил.

— Я… Я не понимаю. — Костас Каструни покачал головой.

— Все очень просто, — сказал Димитриос. — Послушай: я пятнадцать лет дожидался возможности вернуться сюда, но ничего не получалось. Даже несмотря на то, что с тех пор изменилась моя внешность, изменился я сам, все равно кто-нибудь вполне мог меня узнать. Хотя бы потому, что здешние люди от природы любопытны и им порой просто нечего делать — нечем заняться. А незнакомец всегда вызывал особый интерес — сам не хуже меня знаешь. Но сейчас… сейчас людей занимают совершенно другие вещи. Вот это-то я и имел в виду, когда сказал, что дорогу сюда для меня вымостила ЭОКА. Теперь понимаешь? В эти дни на Кипре слишком пристально интересоваться незнакомыми людьми может быть небезопасно.

Костас наконец понял и слегка кивнул.

— Правда это относится только к нормальным людям, — заметил он. — А ЭТИ интересуются буквально всеми, да еще как!

— Ну и пусть интересуются, — сказал Димитриос. — Ведь все равно англичане объявили их вне закона. Так что у них куча собственных проблем. Во всяком случае, мой план таков: я собираюсь провести несколько недель в Троодосе.

— В Троодосе? В горах? Но как же тогда мы сможем видеться? А сестры? Ты ведь теперь четырежды дядя, Дими! Неужели ты не хочешь познакомиться со своими племянниками и племянницами?

— Конечно хочу, — улыбнулся Димитриос и обнял его за плечи. — Но ведь они совершенно спокойно могут приехать в Троодос и повидаться со мной там — как впрочем и ты! У меня есть деньги, отец. И их хватит с лихвой на всех нас. Мы, например, можем остановиться в каком-нибудь отеле в Троодосе, скажем в «Платресе». В разных номерах. Я выдам себя за приезжего с материка, совершенно чужого человека, а вы приедете туда якобы для поправки здоровья, подышать свежим горным воздухом…

Старший Каструни медленно кивнул, и по мере того как он начал понимать, что предлагает сын, по лицу его стала разливаться улыбка.

— Да, Дими, это хороший план. К тому же, небольшой отдых мне и впрямь не помешает. Да и твоим сестрам тоже.

— Вот и отлично! — Димитриос был доволен. — Тогда я через несколько дней отправлюсь в Троодос, а ты поезжай туда следом за мной. А пока дай знать о моем появлении девочкам — только так, чтобы об этом не узнал никто посторонний. И предупреди — пусть тоже помалкивают о моем появлении. — Он наконец выпустил отца, отошел к забранным ставнями окнам и взялся руками за задвижки.

— Стоит ли? — Пришла пора Костасу начать проявлять осторожность. — Я хочу сказать — стоит ли открывать окно?

— Не могу же я жить в темноте, отец, — улыбнулся сын. — Пусть даже и здесь, в Ларнаке. К тому же за окном ведь ТВОЙ двор, так что вряд ли там окажется кто-нибудь посторонний. И потом все-таки хотелось бы как следует рассмотреть родного отца — при нормальном дневном свете! — С этими словами он распахнул ставни.

Костасу Каструни исполнилось шестьдесят пять, но выглядел он лет на десять старше. Сын несколько мгновений пристально вглядывался в его изборожденное морщинами лицо, потом, чтобы не выдавать охватившей его тревоги, с трудом заставил себя широко улюбнуться. Ведь в выпавших на долю отца бедах он отчасти винил и себя. Старик тяжело переживал его бегство, за ним последовал очередной удар — смерть жены, а потом настали нынешние тяжелые времена. Но…

— Ты неплохо выглядишь, отец, — солгал он. — Почти так же, как в тот день, когда мы с тобой расстались.

— Ха! — воскликнул явно польщенный отец. Но в то же время сам он считал себя не в праве солгать сыну: — Хотел бы я сказать то же самое и про тебя, Дими. Но твои волосы! Они совершенно седые. Похоже, трудные у тебя были времена, сынок.

— Трудные? О, да, трудностей мне пришлось пережить немало. Но поседел я вовсе не от этого. В этом виновата та история, что приключилась со мной в Израиле, в развалинах древнего города на берегу Галилейского озера. — Он помрачнел и нахмурился.

— Что такое, сынок?

— Отец, поначалу — когда ты только появился в комнате — я не очень внимательно тебя слушал. Но, помнится, ты упомянул о каком-то знамении и еще о человеке, якобы знавшим меня еще по Израилю. Кто он? Кажется, ты даже назвал его по имени…

— Хумени. Его зовут Джордж Хумени. По-моему он армянин. Хотя имя у него довольно странное. Я знаком с большинством армян в Ларнаке, но никто из них не носит фамилию Хумени. А этот человек говорит, что приехал сюда отдыхать — загорать и купаться. Он очень богат — это точно, потому что привез с собой троих слуг. И, к тому же, очень стар. Хотя, впрочем, может быть и нет, я не уверен…

Димитриос снова нахмурился — у него появлялось все больше поводов для подозрений. — А какое этот Хумени имеет отношение к тебе?

Его отец пожал плечами.

— Он живет на нашей вилле на побережье. Снял ее на десять дней. А поселился всего пару дней назад. До него там жила чудная семья одного английского мичмана из гарнизона в Дхекелии, но месяц назад они уехали в Германию. Через несколько недель туда должна въехать другая английская семья, но пока дом пустовал… — он снова пожал плечами, — … а этот Хумени предложил хорошие деньги.

Упомянутая Костасом «вилла» на самом деле была просто вторым домом, который он в свое время построил на берегу моря в уединенном местечке между Ларнакой и Дхекелией, просторное жилище, куда он собирался переехать, оставив дом в Ларнаке сыну когда и если тот обзаведется женой. Но после того как Димитриос был вынужден бежать с острова, старик начал сдавать дом в аренду и сдавал вот уже без малого двадцать лет. Дочерям он был не нужен — они обе вышли замуж за людей, имеющих собственные дома.

— Значит, говоришь, Хумени, — Димитриос, все еще хмурясь, задумчиво потер нос. — И он утвердает, что знал меня в Израиле под моим настоящим греческим именем? Это маловероятно. Лично я что-то не помню никого по фамилии Хумени. Честно говоря, я вообще не припоминаю никаких знакомых армян!