Брайан Ламли - Вамфири

— Коатес. «Магнетизм человека, или Как гипнотизировать»... Фу! Ерунда какая-то! «Ликан...» «Ликантропия...» Это еще что? «Эротические откровения»... — Она восторженно захлопала в ладоши. — Это что, непристойные картинки, Юлиан? — Взяв книгу с полки, она раскрыла ее и тихо вскрикнула. Черно-белые рисунки на открывшейся странице были скорее отвратительными, чем эротическими.

— Положи на место! — прошипел стоявший внизу Юлиан.

Поставив книгу обратно, Хелен стала читать другие заглавия:

— "Вампиризм!" Ого! «Сексуальные возможности сатиров и нимфоманок», «Садизм и другие сексуальные отклонения», «Существа-паразиты»... Какое разнообразие! На этих старых книгах совсем нет пыли. Ты что, часто читаешь их, Юлиан?

— Слезай оттуда! — приказал он и тряхнул лестницу. Голос его был очень тихим, но в нем прозвучала угроза, при этом он был таким низким, почти утробным, какой ей никогда прежде не приходилось слышать. Он мог принадлежать взрослому мужчине, но не юноше. Хелен взглянула на него сверху вниз.

Юлиан стоял прямо под ней, его поднятое кверху лицо находилось где-то на уровне ее коленей. Глаза походили на две черные дыры, проделанные в нарисованном на бумаге лице, а зрачки отсвечивали подобно черному мрамору. Она внимательно всматривалась в это лицо, но никак не могла встретиться с Юлианом взглядом, потому что он избегал смотреть на нее.

— Что ж, теперь я верю, что ты действительно испорченный молодой человек, Юлиан, — стараясь поддразнить его, сказала Хелен. — Эти книги... и все остальное... — Теперь она была довольна, что из-за жары надела короткое платье.

Он отвернулся, провел рукой по лбу и отошел.

— Ты... ты хотела сходить на скотный двор... — Голос его вновь стал мягким и тихим.

— А можно? — Хелен спрыгнула с лестницы. — Я обожаю старинные коровники. Но твоя мама говорила, что это небезопасно.

— Думаю, что вполне безопасно, — ответил он. — Джорджина беспокоится по любому поводу. — С самого детства он называл мать Джорджиной, и она никогда против этого не возражала.

Они прошли по неприбранному дому. У самого выхода Юлиан извинился и сказал, что должен на минутку зайти в свою комнату. Когда он вернулся, на нем были темные очки и мягкая шляпа с широкими полями.

— Ты выглядишь прямо как бледнолицый мексиканский разбойник, — сказала шедшая впереди Хелен. Вместе с вертящимся под ногами щенком они направились на скотный двор.

В действительности он представлял собой обычную каменную пристройку, внутри которой деревянный настил на высоких столбах образовывал нечто вроде сеновала. Рядом находились конюшни, совершенно заброшенные, представлявшие собой не более чем скопление прижавшихся друг к другу полуразрушенных строений. Еще пять или шесть лет назад Бодеску позволяли местному фермеру держать здесь зимой своих лошадей. В коровнике он хранил для них сено.

— И зачем вам такое большое поместье? — спросила Хелен, когда они вошли в коровник, внутри которого в лучах солнечного света плясали пылинки, а в углах копошились и скреблись мыши.

— Что ты сказала? — не сразу откликнулся Юлиан, мысли которого в этот момент витали где-то далеко.

— Я говорю о поместье, обо всем поместье в целом. И об этой высокой каменной стене вокруг. Сколько у вас земли внутри этих стен? Около трех акров?

— Больше трех с половиной, — ответил он.

— Огромный неуютный дом, старые конюшни, коровники, заросшие пастбища и даже тенистый густой лес, по которому можно гулять, любуясь красками осени! Я спрашиваю, зачем нужно такое большое пространство для жизни двоих самых обычных людей?

— Обычных? — удивленно переспросил он, влажно блеснув глазами за толстыми линзами очков. — Значит, ты считаешь себя обычным человеком?

— Конечно.

— А я нет. Я считаю, что ты вполне уникальная личность. Как, впрочем, и я, и Джорджина, и другие, — все мы непохожи друг на друга. — Он говорил, судя по всему, совершенно искренне, даже несколько агрессивно, как будто стараясь заранее предупредить любые возможности возражения со стороны Хелен. Потом вдруг успокоился и пожал плечами. — Так или иначе, речь не идет о том, нуждаемся мы в таком поместье или нет. Оно наше, вот и все.

— Но откуда оно у вас? Я уверена, что вы не могли купить его. Ведь на свете столько мест, где жить намного... ну, скажем, легче.

Огибая сваленные в кучи старые сланцевые плитки и перешагивая через разбросанный по вымощенному полу сломанный и ржавый инвентарь, Юлиан подошел к подножию деревянной лестницы.

— Вот он, сеновал, — сказал он, обернувшись и обратив к Хелен внимательный взгляд темных глаз. Она не могла их видеть, но всем существом чувствовала этот взгляд.

Он двигался иногда так плавно, что казалось, будто он ходит во сне. Именно таким образом он осторожно, шаг за шагом, стал подниматься по ступеням.

— Здесь и в самом деле еще лежит солома, — проговорил он лениво, намеренно растягивая слова.

Хелен следила за ним, пока он не скрылся из вида. В нем чувствовался какой-то неутоленный голод. Отец считал его мягким, почти что женственным, но Хелен думала по-другому. Он казался ей обладающим разумом диким зверем, волком, действующим ненавязчиво, исподтишка, будучи всегда настороже в ожидании подходящего случая...

Она почувствовала, как внутри у нее все напряглось, и, прежде чем последовать за ним, несколько раз глубоко вдохнула.

— Теперь я вспомнила! Этот дом принадлежал твоему прадедушке, так ведь? — сказала она, осторожно поднимаясь по лестнице.

Наконец она оказалась на сеновале, где потемневшее от времени, пропитанное пылью сено было собрано в три пирамидальных стожка. С одной стороны чердак был открыт, и от дождя и непогоды защищен выступающими частями фронтона. Сквозь щели в крыше на сеновал проникали тонкие лучики солнца, в которых плясали пылинки. Желтые пятна солнечного света видны были на полу.

Перочинным ножом Юлиан разрезал веревки, скреплявшие один из стожков, самый высокий. Словно раскрывшаяся древняя книга, он развалился на части, и Юлиан принялся руками разгребать сено.

«Это похоже на цыганскую постель, — подумала Хелен, — или на ложе распутника».

Она упала лицом вниз в сено, сознавая, но совершенно не заботясь о том, что платье при этом задралось, открыв трусики. Она не сделала даже попытки поправить его, но вместо этого слегка раздвинула и вытянула ноги и выгнула спину. Ей удалось создать впечатление, что движение было совершенно непроизвольным, хотя на самом деле это было далеко не так.

Она чувствовала, что неподвижно стоявший за ее спиной Юлиан внимательно наблюдает за ней, но не обернулась, а положила на руки подбородок и принялась смотреть на улицу сквозь открытый конец чердака. Отсюда хорошо были видны стена, ограждающая территорию поместья, извилистая дорога и лесные заросли. Тень Юлиана закрыла солнце, и Хелен затаила дыхание. Раздался шорох сена... он подкрался, словно лесной волк, и стоял теперь прямо над ней.