Дэниел Истерман - Имя Зверя

— Да, что-то в этом роде. Есть такая вероятность.

— Тогда ей нужно завести постоянного телохранителя.

— Ей советовали, но она не согласилась, сочла, что это будет чересчур, как будто ей навязывают роль. Она считает, что без охраны находится в большей безопасности, поскольку тем самым как бы говорит, что не настолько ее персона ценна, чтобы ее охраняли. Важные люди ходят с телохранителями, но их все равно похищают. И разумеется, с людьми, имеющими телохранителей, будут обращаться так, как будто они важные персоны, а именно этого она не желает.

— Возможно, она права. Насчет того, что телохранители — не гарантия от похищений.

Том кивнул:

— Может быть. Но мы не можем позволить рисковать ни себе, ни ей. Когда-нибудь она понадобится нам хотя бы как символ. В отличие от своего мужа она не принесет нам пользы в качестве трупа или заложницы. Я просто хочу, чтобы ты приглядывал за ней как друг, Майкл, только и всего. У меня нет других опытных людей, которых я мог бы попросить об этом.

Майкл снова остановился.

— Том, она знает про тебя. Кто ты такой, чем ты занимаешься.

— Конечно, знает, старина. Она очень проницательна и повидала жизнь.

— Она знает, что ты нас познакомил. Я сомневаюсь, что она собирается надолго увлечься бедным, но честным ученым педантом.

— Я этого и не ожидаю. Но это не имеет особого значения. Она не любит, когда западные люди вмешиваются в египетские дела, но она достаточно реалистично мыслящий человек, чтобы понимать, что нам нужно держаться друг друга. У тебя есть законные причины поближе познакомиться с ней. Вот и все, чего я прошу.

— Ты ожидаешь, что я стану ее любовником?

— Послушай, Майкл, ты знаешь меня лучше, чем прикидываешься. Я такими вещами не занимаюсь. Насколько тесной станет ваша дружба, зависит исключительно от вас.

— И кроме того, ты хочешь, чтобы я заодно поискал Манфалути?

— Я этого не говорил.

— Но тебе бы этого хотелось.

— Да, конечно, если ты выйдешь на какой-нибудь след. — Том ненадолго замолчал. — Майкл, насчет другого дела. Ответ мне нужен побыстрее. Когда мы сможем поговорить?

Майкл вздохнул. На Нью-Оксфорд-стрит под звон пустых банок и громкие бессмысленные крики маршировала толпа пьяниц.

— Не волнуйся, Том. У меня достаточно времени. Я думаю улететь в Каир в среду и хочу получить полный инструктаж перед отъездом.

Последняя воля полковника Рональда Ханта была оглашена в понедельник утром его адвокатами, Эфраимом, Рэйнбоу и Гиллеспи. Их офис находился на Сент-Джайлс, сразу за Паси-Хаусом, в здании, которое выглядело так, как будто у него должны были быть кожаные заплаты на локтях, если бы у него были локти.

Маленькая и притихшая группа людей состояла из Майкла, его матери, Пола в твидовом пиджаке и свитере, Анны, ее мужа Эндрю и их сыновей-подростков. Майкла тревожило, что может появиться Кэрол, и что еще хуже, она могла воспользоваться возможностью устроить сцену. Оглашение воли покойного — подходящий случай, чтобы излить всю желчь, накопившуюся за долгие годы и скрываемую внешней благопристойностью, а Майкл знал, что Кэрол никогда не нужно было особого повода, чтобы выставить на всеобщее обозрение свои эмоции.

Бенджамин Эфраим представлял собой человека, старавшегося внести диккенсовскую струю в унылую жизнь провинциального адвоката. Он уже почти достиг такого состояния. Его комната, уставленная стеллажами с книгами, тускло освещенная, с потертыми кожаными стульями с салфеточками, могла служить декорацией к очередной телепостановке «Холодного дома». В ней царила атмосфера каштанов и пудингов, старых глиняных трубок и сладкой вишневки в красных графинах. Сам Эфраим явно принадлежал к числу самоуглубленных эксцентриков, которые любят появляться на публике, одевшись в викторианские костюмы, с таким видом, будто они ищут Шерлока Холмса или Николаса Никльби, чтобы дать им какое-то поручение.

Траурным голосом он огласил завещание пункт за пунктом. Оно было недлинным и не содержало никаких сюрпризов. В тесном гардеробе жизни Рональда Ханта не нашлось никаких скелетов, а если они и были, он хорошенько скрепил их нитками и сургучом, чтобы они не могли греметь костями и пугать детей. Большая часть денег — то немногое, что осталось от них, — отходила к вдове до конца ее дней. Небольшие подарки полковник оставил внукам. Завещание не меняло ничьей жизни. Это была очень незаметная смерть, с самыми обыкновенными последствиями. Трое детей обменялись рукопожатиями с Эфраимом и покинули его кабинет, едва ли более богатые, чем входили в него, и такие же печальные.

Они вместе перекусили у «Рэндольфа» — семья, которая больше не была семьей. По каким-то причинам разговор перешел на любовь. Они говорили о ней по очереди, как о чем-то, что можно найти, выиграть или завоевать, что можно сохранить или потерять, как состояние, как награду за доброту, веру или терпение. Майкл ничего не говорил, слушая их болтовню, их предположения и догадки. Он знал, что если заговорит, то только смутит их, да, возможно, и себя.

Сейчас он понимал, что любовь — это совсем иное, ее не купишь, не приобретешь и не завоюешь, она не приходит как результат терпеливых молитв или длительного вожделения. Она спускается, простая и бесформенная, откуда-то с высоты, полностью поглощает и сжигает тебя, никому не подвластная, неуправляемая и таинственная. И когда она посетит тебя, поселится в тебе, ты уже никогда ничего не сможешь сделать, чтобы изгнать ее.

— Дорогой, что с тобой?

Его мать встревоженно глядела на него через стол. Все приступили к десерту. Майкл заметил, что едва притронулся к своей тарелке.

— Я в полном порядке, мама. Я просто... задумался.

— Ты чем-то озабочен весь день.

— Извини. Я не хотел тебя тревожить.

— Дорогой мой, почему бы тебе еще немножко не пожить дома? Тебе нужно отдохнуть. Зачем тебе так скоро возвращаться? Я уверена, что ты можешь найти себе замену.

— Да, Майк, — сказала Анна, всегда готовая поддержать любой проект матери. Только она одна по-прежнему называла его Майком. — Оставайся. Мы так редко тебя видим. Мальчикам редко выпадает возможность пожить вместе с дядей. Верно, мальчики?

Ребята послушно кивнули и вернулись к рисовому пудингу. Майкл привез им из Каира кинжалы с серебряной чеканкой, но они проявили к подаркам только вежливый интерес; красота не трогала их сердец, их манили компьютерные игры и видео.

Майкл покачал головой.

— Извини, — повторил он. — Это невозможно. Я обещал кое-кому, что вернусь в среду. Одному другу. У него есть для меня важная работа.

Пол резко поднял глаза. Он выглядел обеспокоенным.

— Майкл, это случайно не Том Холли?