Лорел Гамильтон - Нарцисс в цепях

— Мерзавец! Ты питался ее энергией, пока она там лежала!

Мне пришлось отодвинуться от него, чтобы не ударить его ногой. Есть вещи, которые нельзя делать. Есть черта, которую нельзя переступать.

Он тыльной стороной руки коснулся своего рта.

— А что, если я здесь ни при чем?

— Что, если? — Я шагнула, нависая над ним. — Что, если? Ты в самом деле хочешь меня убедить, что не питался от нее?

Я показала назад, на гроб, и, наверное, отвернулась на миг, потому что следующее, что я помню, — это как он держит меня за ноги и я падаю на пол. Я пришла на выставленные руки, как меня учили в дзюдо. Это позволило предохранить голову от удара о камень, но потребовало сосредоточения. И когда мое тело пришло на пол, Жан-Клод уже был сверху, прижимая мне руки локтями, остальным телом придавив мое.

— Слезь с меня!

— Нет, ma petite. Пока ты меня не выслушаешь.

Я попыталась поднять руки — не потому, что могла бы выиграть у него силовое единоборство, но потому, что должна была попытаться. Я просто не способна сдаться без борьбы, пусть безнадежной.

И оказалось, что я могу приподнять руки — не так, чтобы освободиться, но так, чтобы заставить его надавить, чтобы у него глаза раскрылись шире, чтобы он напрягся. Приятно знать, что метки дали мне и кое-что полезное, силу, например, а не только метафизическую дрянь.

Кровь неожиданно ярко выделялась на бледной коже. Она капала из трещины губ.

— Почему ты уверена, что не так выглядит любой вампир, проведший годы в гробу?

Я посмотрела на него сердито, потому что ничего другого сделать не могла.

— Лжец!

— Почему ты так уверена? — Он прижал меня сильнее — наверное, чтобы подчеркнуть, что ему это тоже не нравится. Все его тело было полно гневом, а не сексом. — Откуда тебе знать, Анита?

Он назвал меня настоящим именем.

— Потому что я некромант, если ты помнишь.

По его лицу было видно, что он не верит, будто ответ настолько прост, и он был прав. Я вспомнила поездку в Нью-Мексико и то, что я там увидела и узнала. Монстр, поднимающийся над стойкой бара в одном клубе в Альбукерке. Он тянулся тонкой полосой плоти, как восходит молодая луна, и потом появилось лицо. Женское лицо с одним застывшим глазом и высохшее, как мумия. Лицо за лицом поднималось из-под стойки, коричневые, иссохшие, ниткой страшных бисерин, связанные кусками тел, руками, ногами и толстой черной нитью, соединяющей их гигантскими стежками, а в средоточии всего этого была магия. Оно тянулось, пока не поднялось до потолка, загибаясь гигантской змеей, глядя на меня. Я насчитала сорок голов, потом больше, потом потеряла счет или смелость считать дальше.

И был в том же городе еще один клуб, и там было по-своему еще хуже, потому что из пытки сделали зрелище... На коже человека появились морщины. Мышцы стали усыхать, будто от чахотки, но там уходят месяцы, а здесь прошли секунды. Как бы ни была добровольна эта жертва, она была мучительной. Человек кричал, едва успевая переводить дыхание. Легкие у него работали быстрее, чем у первого, и он дышал так быстро, что вопль стал непрерывным. Кожа его темнела и втягивалась, будто кто-то выпивал его насухо. Так опадает воздушный шарик, только под кожей были мышцы, а когда они исчезли, остались кости, и наконец осталась только высохшая кожа на костях. А он все кричал.

Это последняя мерзость — или этот дар, или ужас, были вызваны силой Мастера города Альбукерка. Ее сила билась об меня будто бешеными крыльями, будто птицы, бьющиеся из мрачной темноты внутрь, к свету и теплу. И как можно оставить их плакать во тьме внешней, когда надо только открыться и спасти их? Я сопротивлялась, но в конце концов крылья ворвались птичьим вихрем, и мое тело будто распахнулось, хотя я знала, что это не так. И в этот проем, мелькнув невероятно быстро, бросились крылатые твари. Сила потекла по мне, сквозь меня, внутрь и наружу. Я оказалась участком огромной цепи и ощутила контакт с каждым вампиром, с которым соприкасалась она. Как будто я текла сквозь них, а они сквозь меня, как два потока воды, сливающиеся в огромный один. И поплыла в успокоительной тьме, и там были звезды, далекие и мерцающие.

Потом появились образы, и они будто ударяли в меня. Я видела, как Мастер Города стоит на вершине пирамидального храма, окруженного джунглями. Я слышала густой запах зелени, ночной крик обезьян, вопль ягуара. Ее слуга-человек опустился на колени и пил кровь из раны на ее груди. Он стал ее слугой, а она приобрела силу, много сил сразу. И одна из этих сил давала ей умение — отнимать силу жизни и питаться ею, не убивая носителя. И я поняла, как она забрала сущность этого человека в том ужасном спектакле. Более того, я поняла, как это было сделано и как это можно исправить. Я знала, как разобрать то создание над баром, хотя, учитывая, как это было сделано, как их сшили в кошмар Франкенштейна, разобрать значило убить. Чтобы рассеять чары, мне не нужен был некромант, который, их слепил, я могла сделать это сама.

Воспоминания были такими яркими, что я будто пережила их снова. И почти внезапно вернулась в реальность, глядя в глаза Жан-Клода, все еще прижатая его телом к полу, в комнате наказаний за тысячи миль от Обсидиановой Бабочки и ее маленькой армии. Но выражение лица Жан-Клода заставило меня затаить дыхание.

У него выкатились глаза, и я поняла, что он видел мои воспоминания, они стали для нас общими, как раньше стали общими его воспоминания. Блин.

Его голос прозвучал с дрожью, которой я у него никогда не слышала:

— Ma petite, ты без нас вела очень бурную жизнь.

— Ты видел то, что видела я, и ты знаешь теперь, каково мне смотреть, что ты сделал с Гретхен.

Он прижал мне руки сильнее, чуть-чуть вдавил пальцы.

— Я знаю твои чувства, ma petite. Но я не приму такое обвинение спокойно. Я — Мастер Города, жизнь моих вампиров во мне. Если только Вампир сам не Мастер, то его жизненные силы исходят от родоначальника или создателя, пока он не свяжет себя обетом крови с Мастером Города. И тогда этот Мастер заставляет биться его сердце. Если у меня кончатся силы, то некоторые из них просто ночью не проснутся или станут вурдалаками, животными, подлежащими уничтожению, каким стал Дамиан.

Я задергалась под ним:

— Я не...

— Ш-ш, ma petite. Не выноси приговор, не выслушав дела — в этот раз. Может быть, ты могла бы спасти Дамиана, но ему больше тысячи лет. Пусть он даже не Мастер, но это долгий срок, и у него было время накопить силу, чтобы выжить. Но такие вампиры, как Вилли и Ханна, не Мастера и не такие старые, они вылиняют или сойдут с ума, и их не спасет никто.

Он встряхнул меня, впился мне в руки и приподнял локти, так что я могла бы достать оружие, если бы хотела, но я только смотрела и слушала.