Виктор Точинов - Пятиозерье

Солнечноборск — маленький, сонный, прокаленный солнцем городок — казался вымершим. Ни одного человека на улицах. Ни одного. Даже странно... Света резко остановилась, осмотрелась. Куда-то она не туда зашла, решив узенькими, тенистыми переулками срезать путь между ЦРБ и храмом Благовещения Господня.

Всё было чужим. Всё стало другим и незнакомым. Солнце куда-то исчезло, хотя только что сияло на синем, без единого облачка, небе. Тени сгустились, слились в сплошную черноту, хищно подступили. Дома-призраки пялились бельмами окон. И — ни звука.

Она нерешительно сделала шаг, другой... Стало еще темнее. Подняла голову — и не увидела сверху ничего. Ни по-прежнему синего неба, ни затянутого неизвестно откуда налетевшими тучами, — ничего. Однотонная темно-серая поверхность.

Свете стало страшно.

Мир остался прежним, убеждала она себя, это всё происходит со мной, дурнота, в глазах потемнело, сейчас пройдет... И сама не верила себе. Она огляделась, пытаясь найти хоть что-то живое, зацепиться, выдернуть себя из затягивающей воронки безумного серого мира. И увидела...

Совсем рядом, за поворотом, за угловым домом, — был мир настоящий. Там светило солнце — отблески его долетали сюда, в безжизненный темный переулок. Там раздавались звуки — она не понимала их природу, да и некогда было анализировать, Света торопливо ускорила шаг, спеша выйти туда...

Дошла до угла и замерла, не в силах поверить увиденному. Мир — там — был настоящий. Но — не наш.

Не бывает в нашем мире таких домов. Таких деревьев. Таких людей. Всё похожее, но чуть-чуть иное. Чужое. Линии пересекаются немного под другими углами, пропорции людей и предметов чуть искажены... Казалось, кто-то пошутил, подвесив посреди улицы огромную голографическую картину художника — и отнюдь не реалиста.

Света ощутила спиной мягкое давление.

Словно ее ненавязчиво подталкивали: шагни, окажись там, и все твои неприятности и непонятности закончатся... Чужой мир переливался яркими красками — и звал ее. Звал без слов и звуков, но ошибиться было невозможно — ее там ждут, она там нужна, надо сделать всего несколько шагов...

Света зажмурилась и круто развернулась. И побежала, не открывая глаз.

Ей повезло — не ударилась на полном ходу о столб, стену, или древесный ствол. Слепой бег закончился среди чего-то упруго подающегося, но колючего. Света открыла глаза.

Всё стало, как и прежде. Яркие пятна солнечного света перемежались на асфальте с тенями деревьев — обычными, не мертвыми и не хищными. В ветвях щебетали птицы. Где-то неподалеку работал автомобильный двигатель, раздавались голоса. Упруго-колючее оказалось кустом акации.

Кошмар.

Очередной кошмар. На это раз не во сне...

Света ощутила (редкий для нее случай) приступ злости. И уверенность, что делает именно то, что нужно. Раз уж ей стали посылать видения наяву — значит, она на верном пути. И останавливаться нельзя.

Она пошла к церкви Благовещения Господня кружным путем, по главным улицам, где катили машины, а по тротуарам спешили прохожие...

...Света подсознательно надеялась встретить пожилого священника, с седой лопатообразной бородой и с мудростью веков во взоре.

Но выглянувший на настойчивый стук отец Валентин оказался почти ее ровесником — круглые очки в тонкой оправе, щуплая фигура, старый подрясник закапан зеленой краской. И не прозвучало никаких: «Пошто стучишься во двери храма божьего, дочь моя?»

— Чем обязан? У вас что-то срочное? Службы сегодня нет, заявки на отпевания и венчания принимаются с утра, а теперь, извините, я немного занят...

Всё снова показалось смешным и нелепым, а их разговор с Доктором — бредом двух идиотов... Света отбросила старательно отрепетированную полуправду и сказала, глядя собеседнику прямо в глаза:

— Мне нужна святая вода. Очень нужна.

— Но святая вода не предназ... — священник осекся, с трудом отвел взгляд, помотал головой, будто пытаясь отогнать внезапно вставший перед глазами морок.

Сбившись с мысли, он продолжил, теребя машинальным жестом редкую, никак не желавшую расти как положено бородку:

— Есть проблемы, решать которые должна только церковь, и никто иной. Иначе результаты могут быть э-э... непредвиденные. Дочь моя, — спохватившись, добавил он уставную формулу.

— Спасибо, я справлюсь сама. — Света снова поймала его взгляд, и, не давая времени на отказ, протянула восьмисотграммовую банку с винтовой крышкой, на всякий случай заботливо стерилизованную — совсем как под варенье, над паром от чайника...

— Н-не надо, подождите, я сейчас одну минуточку.

Пастырь душ человеческих суетливо исчез в недрах церкви, оставив Светлану на паперти. Через пару минут возвратился, неся пузатый металлический сосуд с широким горлом, плотно закрытый металлической же пробкой.

— Вот, возьмите. Потом вернете, если... А может, мне все-таки пойти с вами?

Судя по тону, отец Валентин подспудно надеялся, что девушка со странным взглядом откажется и навсегда исчезнет из его жизни. Света задумалась. Одной было страшно. Но потом вспомнился Лешка, сильный и умный, и то, во что он превратился. Она молча покачала головой и начала спускаться по ступеням, прижимая к груди драгоценный сосуд.

Странно, батюшка не пригласил войти в храм. И даже не спросил имени, мелькнула у нее запоздалая мысль. Света толкнула свежевыкрашенную калитку и не увидела направленного ей в спину крестного знамения...

10 августа, 11:59, лесная дорога

Шальной кураж, не покидавший Миху в последний час, испарился за несколько секунд — после того, как он услышал чужие выстрелы и увидел падающего Укропа — а потом Слона, стреляющего поверх капота «уазика».

Кирилл Ященко (он же Слон) оружие любил, но большей частью платонически, — стрелять из «Калашникова» ему еще не приходилось. Автомат прыгал и дергался в его руках, как будто был живым и стремился вырваться, — но резко контрастировал со спокойным и сосредоточенным лицом Слона.

Миху отпустило. Он вдруг понял, что это не компьютерная «стрелялка», где в запасе есть пяток жизней, что всё всерьез, что вокруг летают настоящие пули, и одна из них может попасть в него, и это будет очень больно...

Позабыв напрочь про пистолет и про всё свое суперменство, Миха лихорадочно сдирал с себя окровавленный китель, когда за них со Слоном взялись по-настоящему.

Подоспевшие ребята Кравца ударили по «уазику» в пять стволов. Машина тут же осела на пробитых колесах. Стекла и фары разлетелись сотнями осколков. Из-под изрешеченного капота засвистели струи пара...

Двигатель закрыл присевшего Слона от жалящей смерти, патроны у него закончились, а все запасные магазины лежали в стремительно превращающейся в дуршлаг кабине...