Виктор Точинов - Пятиозерье

А затем двустволка быстро повернулась влево, выплюнув язык пламени. По ушам ударил раскатистый грохот. Крики стали громче.

Масик, замерев, следила, как стрелок на ходу перезарядил оружие и, ускорив шаг, скрылся в открытой двери БАМа.

Через несколько томительно-долгих секунд внутри раздался приглушенный выстрел, сразу за ним второй... Масик помотала головой, словно отгоняя наваждение: не бывает! не бывает такого в реальной жизни! какая-то инсценировка, что-то связанное с сегодняшней игрой...

Синяя фигура снова показалась в дверях БАМа. И направилась прямиком к шестому корпусу. «К нам», — поняла Масик. И поняла другое — никакая это не игра. Все всерьез.

10 августа, 12:05, огородик завхоза Обушко

Володя трепыхался, как повисшая на леске рыбина. Физической подготовкой он не блистал, и изогнуться, добраться руками до петли у него никак не получалось.

Результатом беспорядочных дерганий стало лишь слабое раскачивание туда-сюда. Да еще растущая боль в мышцах живота. На одном из качаний Володя как-то сумел дотянуться, ухватиться за ближайшую ветку — вцепился, потянул изо всех сил, в безумной надежде, что провод оторвется, лопнет.

Оторвалась ветка.

Тогда он закричал. Крик получился не очень громкий, больше похожий на хрип. Потом его стошнило. Полупереваренные остатки скудного завтрака выплеснулись на бутылку, на стакан, на черствую четвертушку хлеба.

Лицо побагровело. Перевернутый мир казался красным. Кровь билась в висках. В ушах грохотал пульс — все громче и громче. Раздавшиеся в лагере выстрелы Володя не услышал за этим грохотом.

Он не сдался, он продолжал кричать-хрипеть — все тише. Продолжал дергать немеющими ногами — все слабее.

...Еще одна нить натянулась до предела — и лопнула.

Нашли Володю через двое суток. Нашел вернувшийся из города завхоз Обушко.

10 августа, 12:06, ДОЛ «Бригантина»

Боровский, начальник «Бригантины», просидел без телефонной связи почти до полудня. Старшина Вершинин к нему не доехал по известной причине — и тоже не смог предупредить о развернувшихся вокруг Пятиозерья событиях.

В результате Боровский узнал о запрете игры с опозданием на два с половиной часа. И отреагировал не особо оперативно — по причине того, что в милицейских протоколах именуется средней степенью опьянения. Впрочем, процесс шел по нарастающей, и в скором времени грозил выйти на следующую ступень...

О звонке из РУВД Боровский не вспомнил, даже когда в его кабинет с тревожной вестью заявился Глеб Ютасов по прозвищу Глобус — старший вожатый «Бригантины» и старый приятель СВ (а в последние времена — подельник)... Глобус ошарашил с порога: один из их мальчишек, игравших в «Зарницу», найден мертвым. Найден возле палатки со знаменем — теперь опустевшей. Есть подозрение, что умер от перелома шейных позвонков.

— Дя-я-я? — пьяно протянул Боровский. — И... то с ним. Выпить хочешь?

Глобус не хотел. Понял, что всё решать и делать придется самому, — но любую ошибку впоследствии можно будет свалить на этого алкоголика. И вышел из кабинета.

Решение казалось очевидным — свернуть игру. Ютасов приступил к его реализации. Торопливо посеменил к радиорубке, чтобы вызвать по трансляции оставшихся в лагере воспитателей и вожатых. Сам Глобус в лес соваться не собирался.

Был он ровесником СВ — сорок с небольшим, и внешне напоминал поросенка, которого любовно откармливали к рождеству, но потом почему-то забыли зарезать. Напрочь забыли. А поросенок жил себе и жил, приобретя с годами обширную лысину и украсив пятачок очками с толстыми линзами.

До рубки Глобус не дошел. В длинном коридоре, полутемном и пустынном, его поджидал мальчишка. Лет тринадцати, из «тэвешников» — благосклонного внимания Глеба чаще всего удостаивались как раз они.

Пухлые губы Ютасова расцвели в улыбке — он узнал паренька. Из новеньких, дрессура почти закончена, скоро можно будет выпускать к клиентам.

— Тебе чего, Машенька? — спросил он ласково. Без свидетелей он называл своих пассий именно так. Он ждал какой-нибудь просьбы, и загодя уже собирался ее выполнить, поощрить за покладистость...

— Пидор гнойный! — выкрикнул мальчишка. Сделал резкое движение рукой, развернулся и побежал по коридору.

Слащавая улыбка Ютасова мгновенно сменилась злобной гримасой. Он бросился было следом, но на втором шаге остановился из-за резкой, обжигающей боли, пронзившей внутренности.

Опустил глаза — из округлого, нависшего над ремнем брюшка торчала рукоять финки. Трехцветная, наборная, сделанная из кусочков зубных щеток... Вокруг рукояти росло красное пятно.

Ноги разом ослабели, превратились в тестообразное нечто, исключительно благодаря брюкам удерживающее форму. Ютасов привалился к стене, стал медленно оползать на пол. Жирные губы раскрылись, но крик из них не вылетел. Лишь тихое поскуливание.

10 августа, 12:06, лес, старый карьер

Несколько вожатых, командовавших разбросанными по лесу отрядами «Бригантины», и сами сообразили, что дело неладно. Когда противники — парни из «Варяга» — исчезли с занимаемых позиций, а лесную тишину вспороли автоматные (настоящие!) очереди, вожатые не стали дожидаться ничьих приказов и самостоятельно начали отводить ребят в лагерь.

Но они опоздали, сильно опоздали. К тому же дезертиров — пацанов, втихую слинявших со своих постов и решивших разобраться с противниками не по правилам игры — в «Бригантине» набралось куда больше, чем в «Варяге»...

Четверка именно таких дезертиров пробиралась по краю старого, заброшенного песчаного карьера — здесь густо росла брусника, а «бриганы» никогда не упускали случай чем-либо подкрепиться на дармовщинку. Медленно двигались вдоль склона, рвали ягоды, о чем-то переговаривались с набитыми ртами. И увидели сквозь затянувшую дно карьера поросль смутно чернеющую футболку.

Принимать участие в боевых действиях эти четверо не собирались, — скатились по песчаной осыпи вниз и подошли из чистого любопытства.

На солнцепеке — не обращая на жару внимания — сидел худощавый беловолосый мальчик, на вид их ровесник. Поза интересная — ноги скрещены, выпрямленная спина ни на что не опирается. Глаза мальчика были открыты — но, похоже, ничего не видели. По крайней мере, на появление «бриганов» он никак не отреагировал.

— Йог, что ли? — поинтересовался белобрысый толстяк, бывший у пришельцев за главного.

Реакция на его слова последовала нулевая. Мальчик как сидел, так и сидел.

— Может, он того? — предположил конопатый парнишка. — Перегрелся, в натуре?

Толстяк легонько ткнул мальчика в плечо. И ему показалось, что рука соприкоснулась с чем-то несокрушимо-железобетонным. Мальчик не шевельнулся. Толстяк нахмурился.