Джонатан Эйклифф - Матрица смерти

Такая резкая перемена в поведении старика испугала и расстроила меня. Заикаясь, я пробормотал, что сказал ему чистую правду, и что книга лежала именно там, где я сказал, под слоем пыли.

— Этого не может быть, — ответил он. — Здесь никогда не было ни одного экземпляра этой книги. И даже если бы она и хранилась здесь, ее никогда бы не оставили на открытом доступе. Такие вещи недопустимы. Я считаю вас лжецом, мистер Маклауд. Возможно, вы даже хуже, чем лжец. Прошу вас немедленно удалиться. И возьмите... это с собой.

Он указал на книгу, но не дотронулся до нее. Шокированный и смущенный, я послушно взял книгу и бросил в портфель.

— Возьмите ее и убирайтесь, — продолжал Юрчик. — И никогда больше не возвращайтесь. Отныне вход вам сюда закрыт.

Я не мог выдавить из себя ни слова. Протестовать? Что-либо отрицать? Сознавая полную свою невиновность, но понятия не имея, что за преступление я совершил и в чем меня обвиняют, какие слова мог я найти в свою защиту? Я неуклюже поднялся, опрокинув стул, на котором сидел. Схватив все еще открытый портфель, направился к двери и поспешил по коридору. Юрчик, хромая, пошел следом, вероятно, из опасения, что я могу где-нибудь по дороге оставить, спрятать книгу.

На площадке я обернулся. Юрчик стоял в дверном проеме, тень частично скрывала его. На лице его, как уродливая маска, застыло выражение полустраха-полугнева. Не знаю, что заставило меня отвести от него взгляд и посмотреть на сгусток теней, собравшихся возле нижних ступеней лестничного марша, ведущего на третий этаж. Уверен: что-то тайком беззвучно шевелилось там. Возможно, это просто двигались тени, сталкиваясь друг с другом, но движение это наполняло душу ужасом. Я повернулся и поспешил вниз.

Дома я налил себе полный стакан виски и пил, пока нервы не пришли в норму. Что так взволновало Юрчика? Очевидно, что книжечка эта была ему знакома, во всяком случае, заглавие ужасно напугало библиотекаря. Вспоминая собственные впечатления, я не стал теряться в догадках, отчего она его так встревожила. К тому же я подозревал, что книжные заклинания были намного страшнее, чем мог предположить я, обладавший весьма ограниченными познаниями в этой области. Если бы у меня было время, то я смог бы, наверное, убедить Юрчика в своей искренности. Но сейчас я должен был сам что-то срочно предпринять.

Перспектива провести ночь наедине с «Matrix Aeternitatis» меня совсем не привлекала. Я не мог ее кому-то отдать, а депозита в банке у меня не было. Мне даже не с кем было поговорить обо всем. Я смутно чувствовал, что от книги исходило зло, хоть это ощущение и шло вразрез с моими убеждениями. Скажи мне кто-нибудь об этом раньше — я ответил бы, что такое совершенно невозможно. Неодушевленный предмет ничего сам по себе сделать не в состоянии, он может лишь просто существовать. Однако собственный опыт и реакция Юрчика убедили меня, что хранить книгу было делом рискованным.

Я долго не мог ни на что решиться. Книга лежала на столе, притягивая к себе, как магнит. Я испытывал непреодолимое желание открыть ее и еще раз посмотреть на рисунок, который так напугал меня и стал причиной кошмарных снов. Но чем дольше я сидел, тем больше убеждался, что книгу необходимо уничтожить. Я догадывался о ее ценности, понимал, что ее можно даже назвать бесценной. Но с каждой минутой крепло желание ее уничтожить.

Наконец, я решился. В спальне у меня был камин. Я положил в него дрова и уголь. Через несколько минут там уже пылал хороший огонь. Я взял книгу и бросил в пламя. Она, казалось, сопротивлялась. Рука моя дрожала, когда я занес книгу над решеткой, как будто некая иная сила старалась одолеть мою волю. Однако решение мое было непреклонным. Когда книга упала на угли, она не сразу занялась. А потом, совершенно внезапно, разом вспыхнула, как будто ее облили бензином. Через несколько минут она полностью сгорела. Я пошевелил угли, разбил их и разбросал. Что-то прозрачное, белесое, тонкое, легче дыма, поднялось и улетело. Я почувствовал, что с моей души свалился камень.

Той ночью я почти не спал: мне мешал шум, как будто за деревянными панелями стен скреблись мыши.

После пережитого мне понадобилось несколько дней для восстановления душевных сил. Перед моими глазами неотвязно стоял старик Юрчик: этот добросердечный и приветливый человек кричал на меня, запрещая приходить в библиотеку.

Я продолжил работу, но на сердце еще долго лежала тяжесть. Время шло, дни сменяли друг друга, и библиотечный инцидент уже не так сильно травил мою душу. Скребущие шумы по ночам прекратились. Должно быть, хозяин дома положил отраву, подумал я. Собиравшиеся ранее вокруг меня тени рассеялись. Поздно вечером, в плохую погоду, проходя мимо неосвещенной подворотни или замечая темную тень, движущуюся в оконном проеме, я чувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому я старался ходить по многолюдным улицам и избегал, насколько возможно, темных закоулков.

Ссора с Юрчиком затруднила мои исследования. В Эдинбурге оккультизмом занималась немногочисленная группа людей, и я был уверен, что обо мне теперь пошла дурная слава — быть может, меня теперь считали вором, или кем-то еще похуже. Я стал посещать более умеренные секты, где вряд ли общались с членами Братства Старого пути. Но скоро я занервничал, так как знал, что здесь мне не получить интересующей меня информации. Мне нужны были встречи с настоящими адептами, глубоко проникшими в тайны магии. То и дело я вспоминал Юрчика, желая восстановить прерванные отношения. Я собирался написать ему письмо и объясниться, но все откладывал.

Я уже было решил сузить круг исследований, когда дело приняло неожиданный оборот. Как-то в середине января я пришел в паб на Бэнк-стрит. Пригласил меня туда Рэмзи Маклин. Приглашение прозвучало так: «Немножко выпьем да поговорим о Сторновее». Но я-то понимал: он хотел проверить состояние моего здоровья. Ян должен был присоединиться к нам сразу после лекции.

Маклин принес два соло тёмных виски, мы сели и поговорили, как в старые времена. В Сторноуэее он знал почти каждого и без конца расспрашивал то об одной, то о другой семье, о детях и внуках соседей.

В таких разговорах прошло около часа, доктор выпил третью порцию виски и поставил пустой стакан на стол.

— Мне пора идти, — сказал он. — Через полчаса начинается вечерняя хирургия. Вы, Эндрю, выглядите намного лучше. Продолжайте пить травяной эликсир. Когда бутылка закончится, заходите ко мне на хирургию, я вам дам еще. Судя по вашему виду, к весне вы будете в наилучшей форме.

Я сказал, что останусь и подожду Яна. Маклин пожал мне руку и ушел, а я подошел к бару и взял безалкогольный коктейль. Не успел я сесть за столик, как ко мне вдруг подсел человек.