С. Сомтоу - Валентайн

Они ехали молча. Машина нагрелась. Внутри было — как в духовке. На заднем сиденье лежал большой пластиковый мешок с инструментами. Набор охотника за вампирами. Колья и крикетные молотки. Бутылки и термосы со святой водой. Связка чеснока. Темные предрассудки и мракобесие... единственное, что осталось. Единственное, что надежно.

Кресты и распятия в больших количествах.

Наконец они вырвались из стены огня. Здесь, в самом центре огненного кольца было на удивление тихо. Так тихо, что даже страшно. Они проехали мимо фанерного фасада особняка Тимми Валентайна, который выгорел дотла. Кое-где вдоль рельсового пути для подвижной камеры еще дымились крошечные очаги огня. И повсюду лежали трупы. Обгоревшие тела.

— Кто это, интересно, — сказал Брайен.

— Не останавливайся, — сказала Петра. — Все равно им уже не помочь.

Даже когда она закрывала глаза, перед внутренним взором все равно бушевал огонь — яркое пламя на фоне глухой стены тьмы.

• колдунья •

Симона громко постучала в дверь трейлера Тоддов. Никто не ответил. Она распахнула дверь и вошла. Марджори сидела на месте — ждала. Ничего другого Симона и не ожидала. Телевизор по-прежнему работал: в кадре — гора, охваченная пламенем, с высоты птичьего полета. Диктор за кадром объявил экстренный выпуск новостей. На склоне горы чернел круг темноты, нетронутый огнем. Это был круг, начерченный Симоной, — темное сердце огненной бури.

Марджори, конечно, была не в состоянии оценить всю иронию ситуации. Но от нее и не требовалось понимание. Только согласие.

Есть серьезные опасения, что актеры и съемочная группа «Валентайна» — в том числе всемирно известный режиссер Джонатан Бэр, знаменитый Джейсон Сирота и юный Эйнджел Тодд — остались в зоне пожара, на съемочной площадке в Узле... Вертолетам не удалось прорваться сквозь стену огня... общая площадь пожара на данный момент составляет квадратную милю... на съемках с воздуха видно, что город, где когда-то был дом Тимми Валентайна, изолирован в кольце огня... точно в центре лесного пожара... В конце сезона лесных пожаров, после такого обильного ливня... ученые утверждают, что данный пожар — какая-то аномалия... каприз природы...

— Мы уже здесь, Марджори, — тихо сказала Симона. — Приготовься. Пора.

Преподобный Дамиан Питерс встал в дверях. Горящий лес у него за спиной создавал зыбкий сияющий фон, отчего фигура проповедника казалась огромной и черной, почти демонической. Дамиан улыбался суровой и неумолимой улыбкой, какой улыбаются только боги. Симона знала: это ее властелин и ее слуга. Величайший из величайших, но и он все равно склонится перед волей Богини. Ибо так было всегда.

— Преподобный Питерс! — воскликнула мать Эйнджела Тодда. — Я вас видела по телевизору. — Как будто, подумала про себя Симона, человек может стать для нее реальным только в том случае, если она его видела по телевизору. — Я ваша большая поклонница. — Марджори произносила все это с благоговейным придыханием, в нелепых потугах на роль прожженной соблазнительницы, которая вдруг сподобилась счастья познакомиться лично с каким-нибудь знаменитым киноактером из общепризнанных секс-символов. Дамиан — уж никак не Джеймс Дин — раскинул руки в «распятой» позе и пробормотал невнятное благословение.

— Это правда, — прошептала Марджори Тодд. — Вы пришли за мной. Я знала, что так и будет. Я знала. Вы часто мне снились. Господи, проявите ко мне милосердие. Я творила ужасные вещи, преподобный, ужасные... я молю о прощении.

— Я пришел за тобой, — сказал преподобный Дамиан Питерс.

— О, я чувствую, как мое сердце переполняется чистым восторгом.

— Да.

— А вы не могли бы... то есть пока это все не началось... не могли бы вы дать мне автограф?

— Конечно, мэм. С удовольствием. — Снова — само обаяние. — У вас есть ручка?

Женщина умчалась в заднюю комнату трейлера. Симона пристально посмотрела в глаза Дамиану.

— Только не дрогни сейчас, — сказала она.

Жак возник за спиной Дамиана в дверях, держа в руках коробку с фи красу.

— Как я могу?! — искренне возмутился Дамиан.

Марджори вернулась с ручкой и Библией в кожаном переплете.

— Преподобный, — сказала она, — я знаю, что это писали не вы, но, по моему скромному разумению, для распространения Божьего слова вы сделали больше, чем кто-либо другой в этом мире. Я не верю всему тому, что о вас говорят. Я верю только вам.

Она была вся растрепанная, выглядела ужасно. Глаза распухли и покраснели от слез. Но, когда она уходила за ручкой, она успела попутно подкрасить румянами щеки и надушиться дешевенькими духами. Она была совсем не похожа на мать ребенка, который уже «стоил» миллион. Каждый жест, каждое слово выдавали ее простецкое происхождение. И все же из этой твари произойдет грандиозное возрождение в крови и слезах, подумала Симона. Ее нужно ценить и беречь. Как величайшее из сокровищ. Да, сказала себе Симона. Я должна ее полюбить.

Как все удачно сложилось, подумала Симона. Лучшей жертвы для ритуала Шипе-Тотека не найти, даже если специально искать. Кожа вся в складках, висит мешком. Раньше ей не попадалось такого удачного экземпляра.

Дамиан улыбнулся и подписал Библию.

Когда он взял ручку, Симона сделала знак Жаку подойти ближе. Он поставил коробку на стол и принялся выкладывать рядом набор инструментов: ланцеты, скальпели и разделочные ножи самых разных размеров.

Симона сосредоточилась. Она вызвала силу темного круга и протянула руки к матери Тодда. Та — наивная душа — даже не подозревала о чем-то плохом. Но когда она обернулась к Симоне и увидела, как та пристально на нее смотрит, наверное, у нее в душе все-таки шевельнулась тревога.

— Вы... вы же не сатанистка... правда? — пролепетала она.

Симона расхохоталась.

— Сатана! Козлиный царь! Пан, сатир, мелкий божок в пантеоне вечности! Тогда почему же мне не поклоняться ему?

— Что вы за церковь? — Теперь Марджори встревожилась не на шутку. — Вы же преподобный Питерс, правда? А не какое-то искушение, посланное Сатаной?

— Мы — все церкви в одной, — сказала Симона. — Мы — единственная истинная церковь. Мы — бог, который был прежде всех остальных богов. Мы — сила, которая привела мир в движение. Сила, которая переживет разрушение мироздания...

— С вами все будет в порядке, мэм. — Голос Дамиана источал беспокойное утешение. — Просто стойте спокойно. Если хотите, я подержу вас за руку. Это — для блага мира. Доверьтесь мне. — Он прикоснулся к руке Марджори, и та всхлипнула и вдруг вся обмякла. Жак подошел к ней сзади, заломил руки ей за спину и быстро связал их веревкой.

— Так познай ты отчаяние! — воскликнула Симона и приняла из рук Жака поднос с ножами. Взглянула прямо в глаза своей жертве, вложив в этот взгляд всю силу древней и первородной мощи, и увидела в этих глазах отчаяние — безнадежное и глухое, запредельное, страшное. Она погрузилась в это чужое отчаяние и пила его жадно, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы, враз утратившей все иллюзии. Заходясь смехом, она рывком распахнула блузку на груди жертвы и приступила к работе, которая требовала полной сосредоточенности: это очень непросто — снять цельную кожу с еще живой плоти.