Дэн Симмонс - Утеха падали

Очнулся Сол в удобном кресле какого-то транспортного средства. До него донесся ровный ритмичный гул, но прошло несколько минут, прежде чем он сообразил, что находится в вертолете. Глаза его были закрыты. Под головой покоилась подушка, но щекой он ощущал поверхность не то стекла, не то плексигласа. Сол почувствовал, что одет, а на носу снова были очки. До его слуха долетали приглушенные мужские голоса и звуки радиосвязи. Он не стал открывать глаза, надеясь собраться с мыслями и уповая на то, что захватившие его люди не обратят внимания на окончание срока действия наркотика.

— Нам известно, что вы проснулись, — послышался мужской голос совсем рядом. Солу почему-то был знаком этот голос.

Он открыл глаза, превозмогая боль, повернул голову и поправил очки. Было темно. Он и еще трое мужчин занимали пассажирские места в вертолете. В красном свете приборной доски виднелись фигуры пилота и его помощника. За иллюминатором справа не было видно ничего. На сиденье слева расположился агент по особым поручениям Ричард Хейнс — он перелистывал какие-то бумаги при свете крохотной лампочки над головой. Сол откашлялся и облизал сухие губы, но Хейнс опередил его:

— Мы садимся через минуту. Приготовьтесь. — На подбородке агента все еще виднелись следы синяка.

Сол вспомнил о вопросах, которые хотел задать, но решил не делать этого. Он опустил глаза и только теперь заметил, что его левая рука была скована наручниками вместе с правой рукой Хейнса.

— Сколько времени? — спросил он, и голос его прозвучал, как воронье карканье.

— Около десяти.

Сол вгляделся во тьму за иллюминатором и понял: десять вечера, а не утра.

— Какой сегодня день?

— Суббота, — с легкой улыбкой ответил Хейнс.

— Число?

Фэбээровец замешкался и слегка передернул плечами.

— Двадцать седьмое декабря.

Сол закрыл глаза от внезапно накатившего на него приступа головокружения. Значит, потеряна неделя. Но ему казалось, что прошла вечность. Нестерпимая боль пронзила левую руку и плечо. Оглядев себя, он увидел, что одет в чужой темный костюм, белую рубашку и галстук. Сол снял очки. Стекла были подобраны правильно, однако оправа новая. Он внимательно осмотрел пассажиров вертолета. Из них он знал только Хейнса.

— Вы работаете на Колбена, — медленно проговорил Сол. Агент не ответил, и Сол продолжал:

— Вы ездили в Чарлстон убедиться, что местная полиция так и не догадалась, что же произошло на самом деле. И вы забрали из морга записную книжку Нины Дрейтон.

— Пристегните ремень, — откликнулся Хейнс. — Сейчас мы будем садиться.

Ничего прекраснее Сол еще не видел в своей жизни. Сначала он решил, что это коммерческий океанский лайнер, расцвеченный огнями и сияющий белизной на фоне темно-зеленых вод, но по мере того как вертолет приближался к высвеченному оранжевым кресту на палубе, он понял, что это частная яхта, элегантная, изящная, длиной чуть ли не с футбольное поле. Члены экипажа махали светящимися регулировочными приборами, и вертолет в свете прожекторов мягко опустился на палубу. Четверо пассажиров спустились вниз по трапу, не дожидаясь, пока утихнут двигатели. Когда они отошли от вертолета и смогли выпрямиться, Хейнс отстегнул наручники и засунул их в карман своего пальто. Сол потер запястье чуть ниже вытатуированных синих цифр.

К ним тут же подошли несколько членов экипажа в белых униформах.

— Сюда. — И процессия двинулась вверх по направлению к широкому проходу. Ноги у Сола подгибались, хотя судно стояло неподвижно. Дважды Хейнсу приходилось поддерживать его. Сол вдыхал теплый, влажный тропический воздух, насыщенный приглушенными ароматами джунглей, и заглядывал через открытые двери в элегантную полутьму кают, кабинетов и баров, мимо которых они проходили. Полы везде были устланы коврами, стены — обиты деревом, искусно выполненные интерьеры украшены медью и золотом. Яхта выглядела как плавучий пятизвездочный отель. Когда они проходили мимо капитанского мостика, в зеленоватых отсветах электронного оборудования Сол заметил вахтенных. На лифте они поднялись в отдельную каюту с балконом, который скорее представлял из себя крыло ходового мостика. В каюте сидел мужчина в белоснежном пиджаке, держа в холеной руке высокий бокал. За его спиной, возможно в миле от яхты, виднелся остров. Пальмы и другую разнообразную тропическую растительность освещали сотни японских фонариков, дорожки высвечивались белыми огнями, а длинный пляж был выхвачен светом десятков прожекторов, и над всем этим в вертикальных лучах подсветки высился деревянный с красным изразцом замок, — будто декорация из какого-то исторического фильма.

— Вы меня знаете? — осведомился мужчина, сидевший в шезлонге. Сол прищурился.

— Ведущий рекламного канала телевидения? Хейнс подсек Сола сзади под колени, и тот повалился на пол.

— Можете оставить нас, Ричард. Хейнс с сопровождающими лицами вышел, и Сол, преодолевая боль, поднялся на ноги.

— Вы знаете, кто я такой?

— Вы — К. Арнольд Барент, — ответил Сол и зажал внутреннюю часть щеки зубами. Он ощутил вкус собственной крови, соединившийся с ароматами тропической растительности. — Как расшифровывается К., кажется, никто не знает.

— Кристиан, — улыбнулся Барент. — Мой отец был очень верующим человеком. Но в то же время он не лишен был чувства юмора. — Барент указал на соседнее кресло. — Садитесь, пожалуйста, доктор Ласки.

— Нет. — Сол отошел к перилам балкона, или мостика, или как это называлось. Тридцатью футами ниже плескалась вода. Крепко сжав руками перила, он посмотрел на Барента. — А вы не рискуете, оставаясь со мной наедине?

— Нет, доктор Ласки, ничем не рискую, — произнес Барент. — Я никогда не рискую.

Сол кивком указал на замок, сиявший во тьме.

— Ваш?

— Нашей организации, — кивнул Барент, отхлебнув из бокала. — Вы догадываетесь, почему вы здесь, доктор Ласки?

Сол поправил очки.

— Мистер Барент, я даже не знаю, что вы имеете в виду под словом «здесь». Я вообще не понимаю, почему я до сих пор жив.

— Ваше второе замечание весьма уместно, — признал он. — Полагаю, ваш организм уже в достаточной степени освободился от... э-э... транквилизаторов, чтобы вы оказались в состоянии прийти к каким бы то ни было выводам на этот счет.

Сол поджал губу. Он ощущал, насколько в действительности он ослаб от недоедания и обезвоживания. Вероятно, потребуются недели, чтобы окончательно избавиться от последствий наркотического воздействия.

— Наверно, вы полагаете, что я укажу вам путь к оберсту? — спросил он. Барент рассмеялся.

— К оберсту! Как забавно. Вероятно, вы думаете о нем именно в таких терминах, учитывая ваши... э-э... странные взаимоотношения. Скажите мне, доктор Ласки, неужто лагеря были так страшны, как об этом рассказывают средства массовой информации? Я всегда подозревал, что они пытаются, может, бессознательно, слегка усугубить реальную картину. Может, таким образом происходит избавление от подсознательного чувства вины?