Брайан Стэблфорд - Лондонские оборотни

Когда Лидиард проснулся на следующее утро, он увидел, что нижняя койка пуста. Вероятно, подумал он, Пол Шепард просто живет не по часам. Но когда тот не вернулся, Дэвид с сэром Эдвардом предприняли осторожные, но тщательные поиски. Довольно скоро выяснилось, что их недавнего спутника нет на судне. Дальнейшие расследования показали, что и его скромное имущество исчезло из трюма, где хранилось.

Лидиард не мог допустить мысли безумной попытке добраться до берега Африки вплавь. Но до берега было не более четырех-пяти милях, а неподалеку немало других судов, и Таллентайр предположил, что их недавний гость все-таки решился на этот опрометчивый поступок. В сущности, баронет казался совершенно не озабоченным исчезновением Шепарда. Словно его исчезновение только подтвердило подозрения насчет честности этого человека. Лидиард, напротив, сильно переживал потерю, не потому, что поверил всему сказанному, но из-за того, что Шепард как-то объяснил его тайный недуг, подал надежду на исцеление. Несмотря на нежелание верить, в свою одержимость, он постепенно стал находить эту мысль менее удручающей, чем ее очевидную альтернативу — безумие. Страх Лидиарда перед сумасшествием был настолько велик, что одержимость, теперь казалась спасительной соломинкой, за которую он жаждал ухватиться.

«Эксельсиор» продолжал медленно двигаться к Гибралтару, где их ждали два письма от Гилберта Франклина, пролившие новый свет на все происшедшее. Теперь даже Таллентайр начал сожалеть, что Шепард теперь вне досягаемости, и с ним невозможно поговорить начистоту.

Таллентайр прочел оба письма одно за другим, передавая их Лидиарду по мере прочтения. Реакция Таллентайра, как всегда, была внешне прохладной и задумчивой. Лидиард, наоборот, был сильно возбужден, и только врожденная вежливость сдерживала его желание поторопить баронета, и начать расспросы.

— Что ты думаешь? — Спросил Таллентайр, как только его спутник отложил второе письмо.

— Здесь подтверждается то, что сказал нам Шепард о принадлежности Мэллорна к тайному обществу, — заметил Лидиард, держась крайне настороженно. Он не смел признаться в чувствах, которые вызвало у него упоминание лондонских вервольфов, встретившееся во втором письме. Ведь ему даже в голову не пришло рассказать Таллентайру о странных предупреждениях, которые были даны ему Шепардом.

— Наши друзья предлагают возможный источник некоторых его заявлений, — заметил Таллентайр, — Я совсем не против почитать эту книгу, если удастся найти экземпляр. И хотел бы поговорить с другом Фрэнклина о его таинственном пациенте. Но что до Харкендера…

Лидиард знал, насколько необычно для Таллентайра оставлять высказывание незавершенным, и был поражен, когда понял, что продолжения фразы не будет.

— Вы хорошо знаете этого человека? — Спросил он.

— Пожалуй, я знаю его даже слишком хорошо, — подтвердил баронет голосом, полным негодования. — Хотя, не видел его много лет, но часто слышал о нем. Его имя всплывает всякий раз, когда разговор обращается к причудам и безумствам современного оккультизма, но я не встречался с ним лицом к лицу с тех пор, как окончил Оксфорд, Он там учился, не в моем колледже, но его достаточно хорошо знали в городе. Это был мрачный молодой человек, успешно прошедший науку всеобщей неприязни, стремившийся сделать преимуществом факт, что его все ненавидят. Он был смышлен и проницателен, но с ним старались не иметь общих дел. Сын предпринимателя, считавшего, что его чадо далеко пойдет, пожалуй, скорее из оптимизма, чем исходя из реального положения дел. Боясь общего презрения, Харкендер защитил себя, решив, что всем ненавистен, и пытался изо всех сил задевать других настолько же, насколько другие его. Он отказывался принимать основы любой ортодоксии, социальной, религиозной или научной. Ему, разумеется, пришлась бы по вкусу перспектива стать Антихристом. Он не дошел до выпуска, но вот вследствие провала или отказа, это вопрос мнения.

— И теперь он маг? — Спросил Лидиард.

— Он считает себя таковым, — скрупулезно уточнил Таллентайр. — И, судя по всему, предпочитает проводить свои обряды в очень странных местах.

— С очень странными итогами, — добавил Лидиард, хотя ему не понравилось, как взглянул на него Таллетайр, когда он обронил это замечание. И он поспешил продолжить. — А что вы думаете об этом странном сообщении насчет похищенного ребенка и парня, объявившего себя вервольфом?

— Я не могу принимать всерьез самозванных оборотней, — едко произнес Таллентайр. — Если такие мифические звери тихо и мирно жили в Лондоне сотни лет, хотел бы я знать, с чего это они вдруг решили выйти из укрытия. С другой стороны, хотя я не этому склонен верить, человек, вроде Харкендера, способен обратить свою оккультную ученость на какую-либо практическую цель. Разумеется, при условии, что другие достаточно озабочены его делами, считая уместным давать темные и легковесные предупреждения случайным посетителям его дома.

— Мы можем предполагать, что пережитое нами в долине некоторым образом связано с его более ранней экспедицией? — Спросил Лидиард, чувствуя, уж он-то не сомневается в существовании этой связи. Хотя Пол Шепард и не назвал Харкендера по имени, Лидиард был уверен, что это и есть человек тот, которого ему посоветовали остерегаться. И эта личность по имени Калан, чем бы ни объяснялись его зловещие заявления, один из тех, Других, о которых он предупрежден.

— Да, я некоторым образом допускаю известный диапазон возможностей, — заметил Таллентайр.

— И вы готовы включить в число таких возможностей пробуждения некоего дремавшего доныне демонического полубога? — Спросил Лидиард не без резкой иронии.

— Полагаю, что да, — ответил Таллентайр, столь же иронично, но великодушно, — Если не отыщется более простого объяснения. Но, в конечном счете, только в Лондоне мы сможем найти удовлетворительное объяснение всем событиям.

— Вы сами пойдете повидаться с Харкендером, когда мы вернемся в Лондон? — Спросил Лидиард. И был изумлен, когда увидел неприязнь, вновь выразившуюся на лице Таллентайра.

— Может да, а может, и нет, — ответил тот. И его голос наводил на мысль, что «нет» более вероятно, чем «да». — У нас с ним когда-то вышла ссора, и хотя Гилберт предполагает, что Харкендер готов все забыть, не уверен, что это касается и меня. Не нравится мне и тон небольшой лекции, которую цитирует Гилберт, и которая, предположительно, была прочитана в надежде на то, что ее процитируют мне. Вне сомнений, Харкендер счел это забавным. А я нет.

— Велика ли надежда, что мы отыщем ответы на наши вопросы, если не свяжемся каким-либо образом с Харкендером?