Брайан Стэблфорд - Лондонские оборотни

— Как я могу ответить? — Отпарировал Таллентайр. — Но он последний человек на свете, от которого я бы ожидал честного ответа. И если он единственный на свете, кто знает правду, то подозреваю, у нас мало надежды, что эта правда когда-нибудь полностью будет раскрыта. Тем не менее, полагаю, что мы должны быть готовы услышать, его разъяснения.

— А не посетить ли мне его одному? — Спросил Лидиард. — Это было бы легче.

Таллентайр снова посмотрел на него с недоумением, как будто предложение выглядело бестактным и вызывающим.

— Похоже, он вел себя отнюдь не великодушно, отвечая на вопросы Фрэнклина, — заметил он, — Хотя Гилберт, как это ему свойственно, простил его за это. Со всем подобающим уважением, Дэвид, думаю, ты слишком вежлив, чтобы пробиться через уклончивость этого человека. Я увижусь с ним сам, если представится возможность.

— А заодно разыщете Мандолру Сулье и лондонских вервольфов?

— Если смогу, — сказал Таллентайр, дав понять, что не очень-то всерьез принимает такую идею. — Если мадам или ее эксцентричного слугу удастся найти, я и действительно с большим удовольствием выслушаю, что они скажут.

Лидиард, вспомнив предостережения, которые не пропустил мимо ушей, подумал, что сам он не сказал бы «С удовольствием». Он как страстно хотел узнать, действительно ли существуют лондонские оборотни, и что они такое: настоящие вервольфы или обычные шарлатаны. Какое могут иметь отношение к загадочному Джейкобу Харкендеру и к не менее загадочному Полу Шепарду?

* * *

Ночью, вероятно из-за того, что его воображение теперь еще мощнее подпитывалось полученными сведениями, Лидиард видел кошмар, более яркий и запоминающийся, чем любой, который посещал его с ночи его первого отчаянного бреда.

Видение началось вполне спокойно, с череды образов. Образы не были ни живыми, ни слишком четкими, просто бесцветными и неопределенными. Большей частью, какие-то высокие здания, видимые с близкого расстояния с уровня улицы, так что их кровли и башни терялись в головокружительной выси мрачного неба. Некоторые он узнал: Новый Вестминстерский дворец, Нотр Дам, купол собора Св. Павла. Другие были фантастичны, составлены воображением из отдельных фрагментов. При всем смешении стилей, такая эклектика не казалась совершенной безвкусицей, в ней было что-то завораживающее. Здесь знакомые шпили Оксфорда сочетались с необычайно безобразными французскими горгульями, турецкими минаретами и московскими маковками, и чем-то еще более чудным, известным ему из книг по искусству. В какой-то миг он эти купола и башни превратились в человеческие ладони, расправленные и сжатые в кулаки, протянутые в тщетной попытке ухватиться за полное звезд небо, и с этой минуты громады домов стали терять твердость и становятся текучими.

От созерцания этих запредельных высот его взгляд переместился на земную горизонталь, к образам улиц, полным людей. Сначала толпы двигались отдельно и были узнаваемы: ночные пташки с Пиккадилли, воскресные наездники из Роу, нищие Каира. Затем толпы и здания стали сливаться и накладываться друг на друга. Как будто его мысленный взор хотел увидеть в этих отдельных толпах Платоновскую Идею Толпы, архетип несравненно большего страха клаустрофобии, чем можно наблюдать в день Дерби [15] день Дерби — имеются в виду знаменитые скачки, происходящие в Дерби, Англия. на Эпсомскх холмах. Это было огромное людское стадо, бессмысленное, безликое и безголосое, как Вавилонское столпотворение в день, когда Бог смешал языки и наречия.

Лидиард обычно не боялся толп, и вообще не испытывал страха перед большими количествами людей, но в этом кошмаре несметное обилие людских тел казалось пугающим.

Его спящее Я удалилось в ночную пустыню, где не было видно под звездами ничего, кроме камня и песка. Песок плавно струился куда-то вперед, его крошечные частицы искрились, отражая звездный свет, когда песчинки поднимались в тяжелый воздух под действием теплого ветра.

Лидиард двигался через эти заброшенные места, и каждый шаг переносил его на тридцать ярдов. И, когда он увидел впереди большой разрушенный город, то понял, это не его мир, или, по крайней мере, не его время, потому что наполовину сокрушенные здания были намного крупнее, чем любые сооружения, которые он помнил или выдумывал. Здесь были величественные колонны в тысячу футов высотой и грандиозные статуи в шестьсот футов. Некоторые монументы венчали человеческие головы, у других были человеческими торсы, руки или ноги, но все они казались невероятными фантастическими тварями.

Наконец, он дошел до самого центра города, где башни, видимо, были еще выше перед тем, как обрушились. Здесь стояла ступенчатая пирамида, которую не опрокинуло всевластное время. Вершина пирамиды, казалось, находилась, в миле над основанием, и каждая из ступеней была выше человеческого роста. Измерить ее высоту было бы крайне трудной задачей даже для группы людей, но парящий сновидец легко поднялся верх вдоль ее стороны, словно был не более чем песчинкой, бережно несомой своенравным ветром. Он вступил внутрь пирамиды через высокий арочный портал, поплыл вниз по косым коридорам и вертикальным шахтам, и попал в такой лабиринт, что утратил всякой ощущение направления. Это странствие во тьме катакомб стало пугающим, Лидиард не мог и вообразить, как отсюда выберется, но страх продолжался недолго Полет начал замедляться, и вскоре Дэвид увидел впереди свет. По мере того, как свет приближался, успокаивая своей яркой желтизной, движение становилось все медленнее, пока ступни Дэвида не встали на что-то твердое. Это был порог большого освещенного зала. Когда он шагнул вперед, в свет, он почувствовал тяжесть своего тела, сухое тепло воздуха, касающегося лица, давление одежды на грудь и медленное биение сердца. Он стал досадно материален, беспомощно жив. Зал был пуст. Потолок висел в футах двухстах над полом, а пол тянулся в обе стороны не менее, чем на четыре, а то и пять сотен футов. В середине высился трон, и на троне, в пятнадцать или двадцать раз выше человека, восседала богиня Баст с кошачьей головой, взирающая на него сверху вниз огромными янтарного цвета глазами. Никаких других человеческих или получеловеческих образов не виднелось в увешанной и устланной коврами палате, но здесь присутствовали тысячи желтых кошек, сидящих, гуляющих, прихорашивавшихся, играющих. И ни одна из них не обратила ни малейшего внимания на сновидца, двинувшегося вперед.

Лидиард остро осознал свою малость, когда приближался к сидящей богине — кошки были не намного меньше его. Он шел вперед и с каждым его шагом, изучающий взгляд огромных глаз, казалось, становился все более жутким и угрожающим. Лидиард огляделся, словно ища помощи, и, хотя никого не увидел, с ужасом осознал отсутствие некоторых людей. Здесь не было Корделии Таллентайр, Уильяма де Лэнси, почти было сэра Эдварда Таллентайра. Без этих знакомых и близких лиц он чувствовал дополнительное бремя одиночества и тревоги, которые заставили его закричать от невыносимой муки. И слова, которые он выкрикнул вслух, были полны упрека.