Джон Карр - Бесноватые

В каком-то смысле день этот прошел вполне успешно. Поездка в Рэнилег, место, известное не столько своим парком, сколько огромной ротондой с ее вечерними концертами, гуляньями и маскарадами, охотно посещаемыми тайными любовниками, не принесла практически ничего. Он ничего и не ожидал, понимая, что судья Филдинг просто усылает его. Иначе обстояло дело с его коротким тайным визитом в «Волшебное перо» на Лондонском мосту. Для того чтобы сходить туда и остаться незамеченным, потребовались сообразительность и везение: можно было только надеяться, что никто не обнаружил его там.

Еще успешнее прошел его визит к некоему ювелиру и банкиру на Леденхолл-стрит. Умирая от голода, Джеффри плотно пообедал, стараясь не выйти за пределы тех пяти шиллингов, двух серебряных полукрон и дюжины пенсов, которые вручил ему судья Филдинг. Ему должно было бы полегчать. Но из головы не шли неприятные воспоминания о свидании с Пег Ролстон утром, в доме судьи Филдинга.

«Почему, черт возьми?.. Нет, это несправедливо».

Джеффри любил книги, содержание коих прочно сидело в нем; читал он и любовные романы, которые оказали столь дурманящее влияние на вкусы того времени. К этим книгам он не относился всерьез, удивляясь только, сколь отличны героини их от женщин, которых встречаешь в реальной жизни.

В романах женщины проявляли склонность к мечтаниям, как, впрочем, и многие женщины в жизни. Но героини романов были абсолютно привержены самой высокой добродетели, что не очень часто встречается в жизни. И героини романов покорно принимали все несчастья, терпеливо переносили все страдания, что встречается крайне редко.

Так ли это, однако, существенно?

Захочет ли кто-нибудь, чтобы его возлюбленная походила на лукавых скромниц, которыми так восхищаются женщины, тайком читающие книги (точно так же они тайком пьют вино)? Моралисты осудят и то и другое. Встреться вам Памела или Кларисса, понравятся ли они вам? И кто полюбит женщину, которая постоянно закатывает глаза и поднимается с колен только для того, чтобы гневно разоблачить коварство своего возлюбленного?

Да и в этом ли дело?

Жизнь – это шут с постной миной. В ней нет ни последовательности, ни разумности, ни даже иронии, которую способны воспринять люди (будь то мужчины или женщины), попавшие во власть сильных переживаний.

Нужно развить в себе способность понимать это. Научиться улыбаться при виде того, что вызывает улыбку в романах Генри Филдинга, который изобразил людей такими, каковы они на самом деле. Но это никому не дано. Несправедливые упреки вызывают лишь гнев, за которым скрывается чувство вины и желание противостоять потоку речей или даже поступкам, столь же необоснованным, как и речи.

– Ложь! – восклицала Пег, топая ногой. – Вы не смеете называть меня шлюхой. Добродетель моя – всецело при мне. Вы лишили меня невинности – никто другой. И именно вы способствовали моему аресту. Вы пожелали, чтобы меня взяли под стражу. Если вы сейчас же не заберете меня отсюда…

– Смело сказано, лопни мои глаза! – говорил преподобный Лоренс Стерн. – Смело сказано, цыпочка вы моя! Он что-нибудь придумает, верьте мне. А если не придумает – или не захочет придумать, – какой он тогда мужчина?

– Придержите язык, мистер Стерн! – воскликнула Пег. – Придержите язык, вы, мерзкий тип! Он может найти выход из любого положения и в любых обстоятельствах. Разве не выволок он меня из другого, не менее кошмарного, заведения? Перекинув через плечо, головой вниз, все прелести наружу! А за нами – целая рота французских драгун! Он и отсюда может меня унести. Но не захочет. Он написал моему дядюшке, и меня схватили.

– Но выслушайте мои доводы, Пег!

– Вы не написали моему дядюшке? Вы сами мне говорили. А теперь я прочла это письмо.

– Я оплакиваю вас, – произнес мистер Стерн. – И себя тоже. Мог ли я напасть на стражу? Да не более чем отхлестать по щекам эту вдовушку! Ведь я – христианин и джентльмен. Если епископ узнает, я пропал. Но я не вешаю нос! Уж я-то сумею вырваться из каменной бутылки. Найдется человек, который замолвит за меня словечко перед «длинноклювым», судьей то есть!

Пег взглянула на него.

– Ладно, – вмешался Джеффри. – Готовы вы довериться мне?

– Я уже доверилась вам однажды. И вот куда завела меня эта доверчивость. А дальше будет Брайдвелл.

– Пег, я вытащу вас скорее, чем вы думаете. И вовсе не в Брайдвелл вас отправят! Вас отправят в Ньюгейт.

– Это вы с дядюшкой так решили? О Господи! Он говорит об этом так, будто мне предстоит поездка на воды в Бат!

– У вас есть деньги?

– Есть! Есть кошелек в кармашке нижней юбки. А что? Вы и его хотите забрать?

– Не говорите глупостей!

– Джеффри! – прошептала девушка. – Я этого не вынесу. Там крысы. И вши. А горничной нет; кто их поищет? Говорю вам: я этого не вынесу!

– Неужели… Неужели день или пара дней – это так уж долго?

– Мистер Уинн, – прервал его Брогден. – Время истекло. Вам сейчас всяко лучше удалиться.

– Да, идите! – вскричала Пег. – Идите отсюда! Убирайтесь!

Но когда он был у двери, слезы потекли из глаз девушки. Джеффри готов был уже вернуться, но Брогден удержал его.

Потом они перешли в «кабинет» магистрата, заднюю комнату, ярко освещенную солнцем, льющимся сквозь оконное стекло. На полке в простенке стояли книги, принадлежащие брату судьи по отцу. Джон Филдинг поддерживал семью Генри после того, как тот скончался в Португалии. Брогден вывел Джеффри в коридор и закрыл за собой дверь.

– Мистер Уинн, – произнес клерк, – вы должны обещать мне, что не станете пытаться увидеть ее раньше сегодняшнего вечера, когда она немного придет в себя. Я знаю, что, если вы не дадите такого обещания, вы обязательно попытаетесь это сделать. Если же вы пообещаете мне, то я сам отправлюсь в Ньюгейт вместе с констеблем, который будет ее сопровождать, и прослежу, чтобы начальник тюрьмы не надул ее.

– Мистер Брогден…

– Итак, вы даете мне слово?

– Мистер Брогден, я благодарю вас.

И вот сейчас, шагая на запад по Флит-стрит, Джеффри все больше и больше впадал в меланхолию, и картины, одна хуже другой, рисовались в его воображении. Вновь и вновь он переживал сцену, произошедшую в доме судьи, подобно человеку, который трогает кончиком языка больной зуб, каждый раз зная, что будет больно.

Он шел по северной стороне улицы, той, где располагалась церковь св. Дунстана, по тротуару, отгороженному каменными столбиками. Нельзя сказать, что улица в этот час была оживленной, хотя на ней, как обычно, раздавался стук колес, грохочущих по булыжной мостовой, и чересчур нервные прохожие время от времени разражались бранью. Дойдя до поворота на Чансери-лейн, Джеффри взглянул на заведение миссис Сомон, расположенное на южной стороне Флит-стрит.