Джон Карр - Бесноватые

Настал его черед помолчать. На улице послышались шаги: кто-то подбежал к дверям таверны. Затем дверь отворилась, и в проеме появился Диринг с потайным фонарем в руке; на лице его было написано отчаяние: он как будто не верил, что нашел наконец Джеффри.

– Сэр! – воскликнул Диринг. – Отчего, скажите на милость, вы здесь застряли? – Он взглянул повнимательнее. – Ах вот как! Эта юная леди, я полагаю. Но даже из-за нее нельзя больше терять ни минуты. Наша добыча на подходе!

– Хорошо. Простите. Я…

– Шевелитесь, дружище, не то мы их упустим. Вы что, думаете, они станут нас дожидаться? Чтобы забрать из сундука остальные побрякушки, много времени не потребуется!

– О ком он говорит? – Пег схватила Джеффри за рукав.

– О двух членах нашего клуба. Последних. Но лишь один из них – убийца. Только один из них – так я, во всяком случае, думаю – вообще знает об убийстве.

– Дружище, в последний раз…

– Да, да, я понял. Диринг, проводите мисс Ролстон домой. И смотрите, чтобы ничего не случилось. Мне вы больше не нужны.

– Слушайте, вы подумали? Мало ли что? А если вам понадобится помощь?

– Будем надеяться, не понадобится. Я пойду туда один. Они там со светом?

– Откуда мне знать? Они заперлись изнутри. Наверное, со светом. Но точно я сказать не могу.

– Дайте фонарь. Теперь все.

Он в последний раз взглянул на Пег, увидел, что в глазах ее снова появился страх, и побежал по улице, ведущей к подножию горы. Ни здесь, ни на Лондонском мосту он мог не опасаться, что его услышат: так громко скрипели вывески магазинов и завывал на все голоса ветер.

Тем не менее, оказавшись под аркой моста и взглянув на освещенное окно караульного помещения, Джеффри замедлил шаги, стараясь ступать потише. Еще через тридцать секунд он оказался в переулке, куда доносился приглушенный шум воды, среди домов, согнувшихся под тяжестью времени и навалившихся на него своими фасадами, испещренными узорами, которые были составлены из почерневших балок и выцветшей штукатурки.

Джеффри взял фонарь в левую руку. Кожух фонаря раскалился, и только деревянная накладка на ручке оставалась холодной. Ногтем пальца правой руки Джеффри чуть отодвинул крышку и направил луч света на дверь.

Диринг оказался прав: дверь была заперта.

Джеффри отступил на шаг и провел лучом фонаря по фасаду здания – в стороны и вверх. Обе створки окна в жилой части дома на втором этаже были закрыты. Одна из них, та, в которой он выбил стекло, по-прежнему зияла отверстием. Однако что-то вроде занавески – наподобие той, которую Джеффри сорвал ранее, – закрывало окно изнутри.

Джеффри вставил ключ в замок и медленно повернул. В шуме ветра вряд ли можно было различить звук поворачиваемого ключа или скрип ременных петель. И все же…

«Спокойно», – думал Джеффри.

Он вошел в коридор и закрыл за собой дверь. Запирать ее на ключ или на засов он не стал. На цыпочках, освещая себе путь тончайшим лучиком фонаря, Джеффри подошел к крутой, похожей на трап лестнице.

Как и в прошлый раз, слабый свет падал из люка в потолке.

Наверху кто-то был. Слишком массивные перекрытия не позволяли различить звук шагов, но какая-то тень на мгновение заслонила свет.

Джеффри замер на месте и стоял, осторожно вдыхая запах влажной плесени.

Здесь, в доме, куда не доносился уличный шум, он наконец услышал голос женщины, которая что-то говорила, и мужчины, который ей отвечал. Говорили они кратко, отрывисто и очень тихо, как будто нехотя.

Джеффри снова двинулся вперед. Тонкая нить света из потайного фонаря, бегущая впереди него по полу, наткнулась на пятна засохшей крови, которая натекла из проткнутой руки Хэмнита Тониша, потом побежала дальше – к ступенькам.

Джеффри начал тихо подниматься по ступенькам, держа фонарь в левой руке и ступая осторожно, как ступают по ненадежной лестнице без перил. Он уже почти достиг люка, когда у него произошел срыв. До того он сдерживал себя, но в этот момент, как всегда и бывает, нервы, напряженные в ожидании приближающейся развязки, подвели его. Неожиданно, без всякой видимой причины и помимо воли, колени его начали дрожать.

Тут-то все и произошло.

Металлический фонарь с громким стуком ударился о каменную ступеньку лестницы. Правая рука Джеффри метнулась, чтобы подхватить его. Боль от ожога мгновенно охватила кисть руки – от кончиков пальцев до самого запястья. Стараясь сохранить равновесие, Джеффри схватился обеими руками за ступеньку и выпустил фонарь из рук.

Фонарь упал на ступеньки, запрыгал вниз по лестнице, грохнулся об пол с шумом, напоминающим взрыв гранаты, и погас.

Из комнаты наверху донесся крик женщины. Потом послышались шаги бегущего человека, но бежал мужчина, который также находился в комнате. Джеффри не видел его, но он находился достаточно близко, чтобы понять, что именно мужчине принадлежат эти тяжелые шаги, которые, более не таясь, протопали через всю комнату к дверям спальни. Женщина не двинулась с места.

Больше ждать было нечего. И опять же, как бывает в таких случаях, нервное возбуждение сменилось холодной яростью. Джеффри прыгнул в комнату. Там он увидел женщину, стоящую у закрытого окна перед распахнутым сундуком. Женщина обернулась и посмотрела на Джеффри.

– Мое почтение, сударыня, – произнес он. – На этот раз преступление может быть доказано.

Ничто не дрогнуло в надменном непроницаемом лице Лавинии Крессвелл.

– Вы действительно считаете, что его можно доказать? – спросила она, поведя плечом.

– Возможно, сударыня, мы говорим о разных преступлениях.

В руке мисс Крессвелл держала – как будто даже несколько брезгливо – сверкающий золотой браслет, каждое звено которого было украшено либо рубинами, либо изумрудами. Как и в прошлый раз, комнату освещала восковая свеча на серебряном блюде, только теперь оно стояло на табуретке, рядом с раскрытым сундуком. Мерцание свечи отражалось на браслете и вызывало игру света и тени на лице женщины.

Если Лавиния Крессвелл и испытывала сейчас какие-то чувства, об этих ее переживаниях свидетельствовало разве что легкое подергивание ноздрей и слегка участившееся дыхание. Ее почти строгий вид – старомодная шляпка, скромное вдовье платье – нарушал лишь обычный квадратный вырез, который сильно открывал высоко поднятую корсажем грудь.

– Если вы имеете в виду ограбление, мой милый, то никакого ограбления не было. Кроме того, одного вашего свидетельства все равно недостаточно.

– На сей раз больше свидетелей и не потребуется. Но я говорю не об ограблении.

– А о чем же?

– В данный момент я вообще думаю о том, как сильно действовали ваши чары на самых разных людей – от впечатлительного священнослужителя до громогласного баронета, которому хорошо за пятьдесят. И их нельзя винить; они совершенно правы.