Питер Страуб - Мистер Икс

– Эрл ножички любил, – сказал Мьюллен. – Да только не заботился о чистоте орудий труда, как и о чистоте всего остального, поскольку для выхода в свет у него была униформа и пара-другая тряпок.

Я с трудом пробрался вслед за Мьюлленом к веерообразному пятну на стене в дальнем правом углу комнаты, где он выкопал из кучи хлама картонную коробку.

– К счастью, Эрл не выбрасывал сувениры. – Мьюллен поднял согнутый металлический прут, бывший когда-то частью зонтика, и с его помощью открыл картонную коробку.

Я вгляделся в путаницу наручных часов, браслетов, непарных сережек, нескольких брелков для ключей и старых бумажников, перемешанных с маленькими белыми косточками и ровной дугой фрагмента человеческого черепа с кусочком хряща.

Мьюллен ткнул фрагмент металлическим прутом:

– Не удивлюсь, если выяснится, что это часть джентльмена по имени Минор Кийес. Помните такого?

– Его забудешь, – сказал я. – Тогда меня в первый раз обвинили в убийстве.

– Маленькие косточки видите? Я так думаю, это останки отрезанных рук; новорожденного, которого нашли года четыре назад. Потом установили его мать. Шестнадцати лет от роду. Шарлин Туми, симпатичная ирландочка. Созналась, что это она бросила свою новорожденную дочку, но клялась, что та была жива и здорова. По словам мамаши, она надеялась, что какой-нибудь добрый самаритянин найдет малышку и заберет себе.

– А по вашему мнению?

– А по моему мнению, она хотела подбросить его, но в последнюю минуту сдрейфила. – Мьюллен ткнул в один из бумажников. – Собственность алкаша по имени Трубач Лик, забитого до смерти в проулке за отелем «Мерчантс» в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. А этот вот принадлежал пареньку по имени Фил Дориа, ошивавшемуся по ночам в районе Баффало-хилл и грабившего стариков. В семьдесят девятом кто-то его прирезал. Этот браслет мог принадлежать одной девчонке-беглянке, подсевшей на героин и промышлявшей проституцией на Честер-стрит, звали ее Молли Тротуар.

– Все это, наверное, заберут в управление?

– А как же. И вскоре после этого Эрл Сойер, он же Эдвард Райнхарт, станет достоянием общественности. И вы, кстати, тоже, мистер Данстэн. В данный момент у нас все еще есть шанс решить, какого рода будет эта история и какую роль в ней сыграете вы.

– Не понимаю, о чем вы?

Мьюллен воткнул прут в кучу мусора Капитан уже ничем не напоминал бармена:

– Некоторые подробности насчет того, как предпочитал действовать ваш приятель Стюарт Хэтч, могут подвести мое отделение под следствие. А я не хочу скандала. Ничего хорошего уже не будет и без обнародования дела этого Джека-Потрошителя.

– Вы хотите скрыть все это?

Я был – единственное верное слово – ошарашен.

– Даже будь я настолько глуп, чтобы желать этого, скрыть его мне не удастся. Такое не утаишь. Даже Роули смекнул, что может прикарманить еще немного хэтчевских денежек, если вытолкнет вас на свет божий. Толку от этого немного, зато стопроцентная гарантия, что от Стюарта внимание будет отвлечено.

– Вытолкнет на свет божий… – повторил я.

– Часа два назад Гринвилл Милтон собрал вещички и поехал за реку в мотель, что за Кейп-Джирардо. Он заказал два билета первого класса в Мехико на рейс в семь тридцать завтра утром из Сент-Луиса. У Милтона при себе сто тридцать тысяч долларов и «рюгер» сорок пятого калибра. Никогда не слыхал про «рюгеры». Ребята типа Милтона, если покупают пушку, то обязательно выпендрятся.

– Два билета, – повторил я, – первый класс.

– Затем Милтон позвонил женщине по имени Минь-Ва Салливэн. Минь-Ва – та еще штучка. Она отказалась ехать в мотель и высмеяла его идею встретиться в аэропорту. Он сказал, что убьет себя, а она ему: «Гринвилл, будь ты взрослым мужчиной, ты бы понял, как мне это безразлично». Цитата. Повесив трубку, она позвонила нам, а мы связались с отделением полиции в Кейп-Джирардо. У них два патруля выехали по сигналу о стрельбе. Милтон стрелял из своего «рюгера» четыре раза. Убил телефон в своем номере. Убил телевизор. Распахнул окно и пристрелил неоновую вывеску напротив отеля. Затем сел на пол, сунул ствол в рот и снес себе полбашки.

– Хэтч в курсе?

– Пока нет.

– Хоть убейте, я так и не понял, к чему вы клоните, – покачал головой я.

Мьюллен осторожно обошел меня:

– Пойдемте на кухню.

И здесь тоже крысы, вместе с полчищами тараканов, брызнули врассыпную, едва только под потолком вспыхнула лампочка. В дальней половине помещения в каком-то исступлении роились мухи над сросшимися блестящими предгорьями зеленого студня, разделенного тропинками, убегающими к уборной, раковине и двери черного хода. Дверь в уборную была приоткрыта настолько, что мне удалось разглядеть то, на что я никогда бы не желал смотреть при свете.

Словно прогалина в лесной чащобе – прямоугольник свободного места на кухонном столе слева от меня, расчищенный среди гор грязи. В центре этой «полянки» черная с золотом авторучка лежала параллельно краю тетради в переплете, точно такой же, в какой Тоби Крафт вел свой фиктивный бюджет. Над грудой мусора в дальнем конце стола на стене висела фотография в серебряной рамке. Снимок был раскрашен цветными карандашами и золотым маркером: фотография была вынута и старательно изменена, а потом вставлена обратно. Я пробрался вперед сквозь хаос, окружавший нас с Мьюлленом, остановился перед столом и вгляделся в то, что мой отец сделал с бывшим портретом Хэтчей.

Подрисованные ножи и стрелы, словно перья, торчали из Карпентера и Эллен Хэтч. Глаза супругов были вымараны чернилами, а на лицах намалеваны вампирские улыбки. Черные карандашные каракули зачеркивали маленького Кобдена Хэтча. Золотая корона разбрасывала лучи с головы молодого Кордуэйнера, золотое сердце полыхало в центре его груди.

– Картинку, вижу, вы приметили, – нарушил молчание Мьюллен.

Вот что Эрл Сойер сунул в ящик на Бакстон-плейс, вот что Эдвард Райнхарт велел украсть Тоби Крафту из дома на Мэнсон-роу.

– Скажите-ка мне, как зовут парнишку в короне.

– Эрл Сойер, – ответил я. – Эдвард Райнхарт.

– Мои поздравления, мистер Данстэн. Ваш отец и отец Стюарта были братьями, из чего следует, что вы со Стюартом – кузены.

– Похоже, Эрл не очень-то жаловал своих родственничков, – сказал я.

– Достаньте этот стул, – велел Мьюллен, – разверните его и присядьте.

Я вытащил стоявший у стола стул и опустился на него.

– Итак, мистер Данстэн, – начал Мьюллен. – Только вы и я. Лейтенант Роули названивает по телефону, возводит бастионы, лезет из кожи вон, пытаясь подкупить или запугать, да только нет у Роули того, что мы с вами здесь обнаружили. Вы меня понимаете?

– Что известно Роули об Эрле Сойере?