Питер Страуб - Мистер Икс

– К чему вы клоните? – спросил я.

– Настоящее имя отца Лори было Эван Дилэнси, сделано в Трентоне, Нью-Джерси. Он работал на полставки каменщиком и был большой любитель выпить. Когда ему уже никто не давал работы в родном городе, он собрался и вместе с семьей отправился в Лос-Анджелес, где занялся грабежом. И как-то раз хозяин одной винной лавки – стреляный воробей – выбил из него душу. Бай-бай, папочка!

Мамочка торговала своей задницей, жила за счет ухажеров, пока не вышла замуж за кинооператора из «Уорнер бразерс». Этого типа моя жена упоминает как кинопродюсера.

– И вы хотите, чтоб я вам поверил? – усмехнулся я.

– Хотите верьте, хотите нет, однако информация эта стоила мне больше, чем я только что выдал Эрлу Сойеру. Мама вышла за кинооператора. И что же – угадайте? Он тоже оказался хроником. Когда его уволили со студии, он стал срывать свою неудовлетворенность жизнью на женушке и падчерице – он их колотил. Лори бросила учебу в средней школе и так подсела на наркотики, что очутилась в психиатрической лечебнице. Когда ее рассудок привели в порядок, она познакомилась с замечательным старым доктором по фамилии Диринг. Диринг думал, что она несчастная заблудшая сиротка, которая заслужила передышку от невзгод. Он и его жена приютили Лори у себя. Они покупали ей дорогую одежду и отправили в частную школу, где девочка выучилась грамматике и как вести себя за столом. После окончания частной школы она сбежала в Сан-Франциско. Очень скоро она уже жила с Тедди Уэйнрайтом. Помните его?

Я знал, что Тедди Уэйнрайт играл ведущие роли в нескольких сентиментальных комедиях пятидесятых. Позднее блистал в двух телесериалах.

Что мне не было известно, так это то, что в начале семидесятых, уже более не способный найти роли в Голливуде, однако разбогатевший на вложениях в недвижимость, Уэйнрайт перебрался в Сан-Франциско, чтобы насладиться второй молодостью. Лори Дилэнси переехала вместе с ним: ему тогда был семьдесят один, ей – двадцать один. Несмотря на многочисленные измены Лори и другие ее «подарки», включая отказ выйти за него замуж, они оставались вместе еще четыре года – до самой его смерти Уэйнрайт переписал завещание: Лори он отписал две картины из своей громадной коллекции произведений искусств – Фрида Калло и Тамара де Лемпика – плюс двести пятьдесят тысяч и проживание в его доме до того момента, как она выйдет замуж. В последнем случае дом переходит к его единственному ребенку – дочери. Дочь же унаследовала большую часть имущества, включая коллекцию, в то время оцененную в пять миллионов долларов.

– Оказывается, в двадцатые годы старина Тедди купил двух Пикассо, Сезанна и Миро, а в пятидесятые куда-то их припрятал. Стоимость его коллекции подскочила до семидесяти – восьмидесяти миллионов. Наверняка Лори до сих пор клянет себя за то, что не вышла за престарелого дружка. Она было сунулась на работу в «Крон», где хотела устроиться в отделе местных новостей, но – хлоп! – нет опыта работы. Ни журналистского стажа, ни диплома – ничего. Она устроилась ассистентом видеорежиссера – девочкой на побегушках. Через год, когда я с ней познакомился, она была агентом по связям с общественностью. Лори вела себя так, будто влюбилась в меня, а вот мне и притворяться не надо было. И все было б хорошо у нас, да только выяснилось, что она не та, за кого себя выдает.

– Как скоро после свадьбы вы наняли частного детектива?

– Детектива я нанял, как только обратил на Лори внимание. И ничего ей не говорил до начала медового месяца. Бунгало на шикарном курорте на Карибском побережье. Шампанское на балконе. Лунная дорожка на волнах. «Послушай-ка, – сказал я ей, – одну потрясающую историю». Плакала она искренне. Удивительная женщина.

– Она подарила вам сына и наследника.

– Кобби вырастет отличным парнем, – Хэтч улыбнулся, – после того, как я выбью у него из головы этот музыкальный вздор и привью ему любовь к спорту.

– И ваш сын – это единственное, что удерживает вас от развода с Лори?

Улыбка Хэтча растаяла:

– Похоже, она все-таки выболтала вам семейные финансовые расклады. Что же, интересно, она вам наплела?

Я рассказал, ему то, что удалось припомнить.

– Все не так уж плохо, – сказал Хэтч. – К тридцати пяти годам Кобби получит большую сумму. Я хочу быть уверенным в том, что он будет знать, как с ней обращаться. – В глазах его сверкнули лукавые искорки. – А вы в курсе, почему мой отец вписал положение об уголовных обвинениях?

– Лори что-то упомянула о его брате.

– Брат здесь совершенно ни при чем – Искорки в глазах Стюарта не исчезли. Я понял, что он пытается очаровать меня. – Вы какого года рождения?

– Пятьдесят восьмого.

– Вы тогда были еще ребенком, а мне в шестьдесят восьмом уже исполнилось восемнадцать. – Он рассмеялся. – Выпускной курс Академии Эджертона, волосы до плеч. Я запирал дверь своей комнаты и врубал стерео на всю катушку – чтобы не слышать, как папаша выговаривает мне. «Стоунз», «Дорз», «Айрон баттерфляй», «Крим», Пол Баттерфилд. Я был ритм-гитаристом в группе «Дельта Мад». Нетрудно представить, как мы были ужасны.

– Блюз белых мальчиков.

– Блюз белых выпускников. Блюз белых среднезападных выпускников. – Он грубовато-шутливо хлопнул меня по предплечью. – Господи, какие ж мы были балбесы! По дороге в школу курили марихуану. Кайфовали с вечера четверга до утра понедельника. У нас в группе был музыкант от Бога – как же он играл блюз! Потрясающий парень, волшебник! Мы обычно выступали перед «элитными» альбертовскими студентами – сынками из состоятельных семей, которым было все до фени, кроме устойчивого ритма, а он… Это было словно слушать, как играет на гитаре Господь Бог. Вы, кстати, может, и слышали о нем. Гоут Гридвелл?

В семидесятые и в начале восьмидесятых были проданы миллионы пластинок с записями концертов с участием потрясающего гитариста Гридвелла. Всякий раз, когда мне вдруг приходилось слышать его, меня поражала мысль о том, насколько же он был лучше, чем большинство гитаристов, игравших такую музыку. Я припомнил, как, разглядывая обложку журнала «Роллинг Стоун», обратил внимание на его желто-золотистые волосы и зеленые глаза и подумал, что никогда прежде не видел такого ангелоподобного и одновременно порочного лица.

– На последнем курсе его выгнали из академии, и он рванул в Сан-Франциско. Я поинтересовался у Лори, слышала ли она когда-нибудь, как играл Гридвелл, но она и понятия о нем не имела. Для Лори любая музыка одинакова – всего лишь набор звуков. В конце концов Гридвелл стал слишком богатым и слишком знаменитым и – банальная история – спился, бедолага. Сейчас он живет в Эджертоне. Гол как сокол. Время от времени подбрасываю ему десятку-другую, но даже теперь он от меня нос воротит и смотрит свысока.