Джим Батчер - Барабаны зомби

Я выбрался из машины и потащил свою усталую задницу к задней двери. Томас, Мыш и Баттерс шли за мной. Я отпер дверь Мёрфиным ключом и запустил всех внутрь.

Внутри Мёрфиного дома царил… скажем так, ужасно славный уют. Старая викторианская мебель, поношенная, но при этом ухоженная. В убранстве в изобилии присутствовали кружевные салфетки, и вообще, это место производило впечатление этакого… девчачьего, что ли. Когда бабушка Мёрфи отправилась в мир иной, а в дом въехала Мёрфи, она почти ничего не стала менять. Единственным свидетельством того, что здесь проживает самый крутой детектив Чикаго, стала деревянная подставка на каминной полке, на которой красовалась друг под другом пара японских мечей-катан.

Из гостиной я прошел на кухню и полез в тумбочку, где Мёрфи держала спички. Я зажег пару свечей, потом с их помощью нашел пару старых керосиновых ламп и раскочегарил и их.

Пока я занимался этим, вошел Томас, взял светящуюся трубку и, держа ее в левой руке, полез в холодильник.

— Эй, — окликнул я его. – Это не твой холодильник.

— Мёрфи ведь не стала бы жадничать, не так ли? – бросил Томас, не оборачиваясь.

— Дело не в этом, — возразил я. – И он все равно не твой.

— Электричества нету, — отозвался Томас, скрывшись в холодильнике по самые плечи. – Не пропадать же добру. Ага, вот, пицца… И пиво.

Секунду-другую я молча смотрел на него.

— Проверь морозильник, — буркнул я, наконец. – Мёрфи любит мороженое.

— Тоже верно, — согласился он, вылез и оглянулся на меня. – Сиди, Гарри, сиди. Я тебе чего-нибудь принесу.

— Я в порядке, — сказал я.

— Нет, не в порядке. У тебя снова вся нога в крови.

Я удивленно опустил взгляд. Бинты, и правда, насквозь пропитались свежей, темной кровью.

— Черт. Как некстати.

В дверях кухни бледным привидением возник Баттерс. Волосы его растрепались больше обычного, что немудрено, если вспомнить, по какой грязи его сегодня валяли. Очки его пропали, и он подслеповато щурился, глядя на нас. Ссадина на нижней губе распухла и потемнела, и на левой скуле тоже темнел впечатляющих размеров синяк – предположительно, след Гривейнова допроса.

— Дайте мне умыться, — сказал Баттерс. – Потом посмотрю, что у вас с ногой. Ее надо держать в чистоте, Гарри.

— Да вы присядьте, — предложил Томас. – Баттерс, вы проголодались?

— Да, — кивнул Баттерс. – Здесь есть ванная?

— Из коридора, первая дверь слева, — отозвался я. – И, кажется, Мёрфи держит аптечку первой помощи под раковиной.

Баттерс молча шагнул к столу, взял одну свечу и так же молча вышел.

— Что ж, — сказал я. – По крайней мере, сейчас он в относительной безопасности.

— Возможно, — кивнул Томас, не переставая выгружать еду из холодильника на стол. – Им известно, что он ничего не знает. Но ты рискнул своей жизнью ради спасения его. Это может навести их на мысли.

— Что ты имеешь в виду? – не понял я.

— Ты был готов погибнуть ради его спасения. Думаешь, Гривейн настолько знаком с понятием дружбы, чтобы дать этому правильную оценку?

Я поморщился.

— Возможно, нет.

— Вот я и говорю: они могут задуматься, чем же это он для тебя так ценен. И что ты такого знаешь, неизвестного им, — он полез в шкаф и нашел там немного хлеба и крекеры. – Может, это не приведет их ни к каким выводам. А может, и нет. Ему стоит держаться осторожнее.

Я согласно кивнул.

— Вот ты за ним и присмотришь.

Томас подозрительно покосился на меня.

— Думаешь поехать дальше?

— Перекушу и поеду, — кивнул я.

— Не валяй дурака, — сказал Томас. – У тебя нога ранена. Ты и ходишь-то с трудом. Поешь. Поспи немного.

— Некогда, — вздохнул я.

Секунду он смотрел на меня, сжав рот в упрямую линию, потом кивнул.

— Поговорим об этом, когда поедим. Голод располагает к злости. Легко принять неверное решение.

— Не лишено логики, — согласился я.

— Сними куртку. Сядь. Пусть Баттерс осмотрит твою ногу.

— Ее всего-то перевязать надо, — возразил я. – Это я и сам могу.

— Ты меня не понял, балда, — хмыкнул Томас. – Настоящий друг дал бы Баттерсу повозиться с проблемой, с которой тот точно справится. Остальных с него на сегодня хватит.

Я испепелил Томаса взглядом, стащил с себя куртку и прохромал в гостиную.

— С тобой проще иметь дело, когда ты примитивный самовлюбленный говнюк.

— Ну да, я и забыл, насколько ты ограничен, умник, — заметил Томас. – Буду осторожнее.

Я осторожно присел на старый Мёрфин диван. Он скрипнул под моим весом. Мёрфи невелика ростом – думаю, и ее бабушка тоже была такой. Меня не назвать особенно мускулистым, но с моим ростом никто не отнесет меня к легкому весу. Я положил на журнальный столик несколько кружевных салфеток, чтобы не испачкать его кровью, и взгромоздил на него свою истерзанную ногу. Это сняло с раны часть давления; правда, из этого не следовало, что она перестала болеть. Она просто болела чуть менее злобно. Что ж. все лучше, чем ничего.

Я сидел так, пока из коридора не вышел Баттерс с Мёрфиной аптечкой в руках. Я хорошо знаю обычные компактные наборы для оказания первой помощи, которые легко помещаются в автомобильном бардачке. Мёрфи как человек предусмотрительный заменила эту крошечную барсетку на ящик размером с плотницкий.

— Не думаю, чтобы рана была слишком уж серьезной, — сказал я Баттерсу.

— Лучше посмотреть и выяснить, что ничего не нужно, — негромко, но решительно возразил он. Он поставил на столик ящик с медикаментами, керосиновую лампу и ловкими, уверенными движениями принялся разбинтовывать ногу. Сняв последний, насквозь пропитанный кровью слой, он всмотрелся в рану, придвинул лампу ближе и поморщился.

— Ну и месиво. Вы порвали два центральных стежка, — он с извиняющимся видом покосился на меня. – Мне придется заменить их, а то и все остальные постепенно поедут.

Я поперхнулся. Мне очень не хотелось, чтобы меня штопали без анестезии. Или я недополучил своей дозы боли на прошедший день?

— Валяйте, — сказал я.

Он кивнул и начал смывать кровь с кожи вокруг раны. Потом протер пальцы стерилизующими салфетками и натянул пару резиновых перчаток.

— Здесь есть обезболивающий состав. Я использую его, но он ненамного сильнее той штуки, которой вы мажете десны при зубной боли.

— Вы просто давайте побыстрее, — буркнул я.

Он снова кивнул, взял кривую иглу, хирургическую нить, еще раз поправил свет и принялся за работу. Он орудовал довольно быстро. Я изо всех сил старался молчать. Когда он закончил, горло у меня саднило. Ну, не то, чтобы я орал в голос, но только потому, что я душил вопли прежде, чем они вырывались у меня изо рта.

Потом я лежал на диване вялой тушкой, пока Баттерс бинтовал ногу чистыми бинтами.

— Вы уже ведь начали принимать антибиотики? – спросил он.