Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра

Поэтому персонал станции чувствовал солидарную ответственность за бессчетные толпы пассажиров, коим надлежало обеспечить покой и полную безопасность.

А между тем внутренняя неуверенность, напряжение, даже страх неуловимыми флюидами передавались публике, вызывали повышенную нервозность.

Будь то хоть случайность, которую невозможно предвидеть, но по прошествии времени все же удается рационально объяснить (к примеру, непредусмотренные стечения обстоятельств), - они, профессионалы, при всей своей беспомощности, не впали бы в отчаяние. Но… произошло нечто, не поддающееся никакому объяснению.

Нечто невообразимое, химерическое, безумное, одним мановением перечеркнувшее весь отлаженный распорядок действий, всю привычную систему.

И железнодорожным служащим было стыдно перед собой и перед другими людьми, непрофессионалами.

В данное мгновение все усилия сосредоточились на том, чтобы «дело» не получило огласки и «широкая публика» не узнала; задача предельно ясна: «странная история» не должна попасть в газеты, любой ценой следует избежать «скандала».

До сих пор просто чудом удалось сохранить тайну, оберегаемую узким кругом лиц, то есть специалистов. Поразительная солидарность объединила этих людей в исключительных обстоятельствах: они молчали. Лишь выразительные взгляды, условные жесты и многозначительные намеки позволяли им понять друг друга. «Общественность» пока ничего не знала. Однако беспокойство рабочих, судорожная торопливость служащих незримыми токами передались и публике, уже предрасположенной к «наваждению».

А «наваждение» было загадочное и странное…

С некоторых пор на линиях государственных железных дорог появился какой-то поезд, отсутствующий в расписаниях, не зарегистрированный ни в одном документе, не числящийся среди курсирующих составов, словом, чужак без всякой лицензии и полученного на выход на линию разрешения. Не удалось даже определить, к какой категории он относится, из какого вышел депо, ибо в краткие мгновения, когда его видели, сориентироваться не представлялось возможным. Во всяком случае, судя по неправдоподобной скорости, с какой поезд проносился перед глазами изумленных зрителей, он значился в весьма высоком ранге — по меньшей мере экспресс.

Более всего беспокоила непредсказуемость его появления. Чужак налетал то здесь, то там, внезапно врывался на станцию откуда-то из дальних пространств железных дорог, с дьявольским грохотом мчался по рельсам и снова исчезал в неведомой дали. Сегодня его видели под станцией М., завтра он оказывался где-нибудь в чистом поле за городом В., еще через несколько дней с ослепительной наглостью и скоростью метеора миновал будку путевого обходчика неподалеку от полустанка Г.

В первые дни надеялись: безумный поезд где-нибудь зарегистрирован как положено и лишь нерасторопность или ошибка железнодорожной службы помешала до сих пор установить его принадлежность. Начались дознания, станции то и дело передавали сигналы, выясняя отношения, — все напрасно. Чужак издевался над усилиями путейцев, врываясь обыкновенно там, где его меньше всего ждали.

Его не удавалось захватить врасплох, нагнать или задержать. Не раз организованная с этой целью погоня на одной из самых совершенных машин, последнем чуде современной техники, терпела позорное поражение: зловещий поезд легко оставлял позади чудо прогресса и без малейшего усилия устанавливал невиданные рекорды.

И тогда суеверный страх и глухая, тлеющая под этим страхом ярость одолели людей. Слыханное ли дело! С давних пор поезда курсировали по заранее составленному расписанию, над которым трудились в дирекциях, которые утверждали в министерствах и наконец осуществляли на линиях, — годами велись расчеты, формулировались предвидения, а если и вкрадывались «ошибка» или «недосмотр», то легко исправимые, логически объяснимые, — и вдруг непрошеный гость врывается на линию, выворачивает наизнанку распорядок, вносит в слаженную систему разлад и дезорганизацию!

К счастью, до сих пор этот кошмар не вызвал крушения, что, пожалуй, удивляло с самого начала. Каким-то сверхчудесным образом путь, куда поезд врывался, всегда в данную минуту оставался свободным; так что безумец до сих пор, к облегчению службы движения, не вызвал столкновений. Но авария могла произойти в любое мгновение, тем более что чужак начал проявлять агрессивность. Вскоре пришлось с ужасом констатировать — он явственно стремится войти в близкий контакт с регулярно курсирующими собратьями. Поначалу, казалось, он избегал близкого соседства, появляясь всегда на значительном расстоянии за идущим поездом или впереди него, сейчас же внезапно возникал на рельсах вслед за только что прошедшими поездами. Однажды уже пролетел рядом с экспрессом, идущим в О., неделю назад едва не обогнал пассажирский между С. и Ф., третьего дня лишь чудом не столкнулся на перекрестке со скорым из В.

Начальники станций покрывались холодным потом при известии об этих чудом избегнутых катастрофах; добеды не доходило благодаря либо параллельным путям, либо виртуозному самообладанию машинистов. Подобные «чудесные спасения» в последние дни участились, а шансов счастливого исхода после упомянутых встреч с каждым днем становилось все меньше.

Чужак от роли преследуемого явно перешел к роли активной: гонимый магнетическим импульсом, он начал угрожать всему, что руководствуется нормам, и упорно стремился к нарушению четко отлаженного порядка. Любая встреча в каждую минуту могла кончиться трагедией.

Начальник станции в Горске уже месяц был удручен невыносимо; постоянно опасаясь нежеланного визита, он бодрствовал, ни днем, ни ночью не оставляя поста, доверенного ему менее года назад за «энергию и похвальную предприимчивость». А станция досталась ему трудная — здесь, в узловом Горске, пересекалось несколько основных железнодорожных путей, обслуживавших огромную территорию.

Сегодня, особенно из-за небывалого наплыва пассажиров, работалось весьма тягостно.

…

Медленно опускался вечер. Вспыхнули электрические лампы, прожекторы мощными лучами освещали нужные участки. В зеленых огнях железнодорожных стрелок рельсы отливали мрачно-металлическим блеском, извивались холодными железными змеями. Кое-где в сумраке загорелись неверным колеблющимся пламенем фонари кондукторов, блеснула лампа дорожника. Вдали, за вокзалом, там, где уже гаснут изумрудные глаза фонарей, прочерчивал свои ночные сигналы станционный семафор.

Вот он изменил горизонтальное положение, повернул под углом в 45° и остановился по косой линии: шел пассажирский поезд из Бжеска.

Уже слышно натужное дыхание локомотива, мерное постукивание колес, видны светло-желтые очки. Поезд остановился на станции.