Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

– Все шутите, – начал «К в кубе», но трубку из его слабых рук вырвала заведующая учебной частью.

– Имейте в виду, Арсений Кириллович, – сказала Римма, – я отпущу вас только через мой труп. Вернее, через ваше увольнение. По собственному…

Я пораскинул мозгами на тему, что важней – жизнь или работа. В конце концов, мы работаем только для того, чтобы есть. А вот с жизнью дела обстоят несколько сложнее. И не мне решать, в чем смысл жизни и ее предназначение. Это, возможно, мне предстоит узнать у Афанасия Никитина. А если меня лишат жизни мухрыгинские друзья, то я так и останусь в неведении.

– Что ж, увольняйте, – согласился я. – Только за документами я приду попозже.

С легким сердцем я покинул тимирязьевскую квартиру. Заезжать домой не хотелось. Во-первых, я боялся, а во-вторых, остатки зарплаты были при мне. Тогда вперед, на Курский вокзал!

На вокзале, углядев мой роскошный галстук, за мной тут же увязались двое бомжей.

– Да ты же пьяный, – бросил один из них конкуренту, словно это обстоятельство имело решающее значение.

– Нет! – гордо объявил второй. – Я с похмелья!

Скрывшись от этих милейших людей в зале игровых автоматов, я вдруг вспомнил о Марии Еписеевой. Знала бы она, какие страдания я терплю из-за нее! Перед моим мысленным взором вереницей проследовали все мои дамы, и я поспешил приобрести баночку пива. Когда я открывал ее, в моей, отягощенной за последнее время думами, голове почему-то появилось некое подобие невеселого афоризма: «Никогда женщина не напишет некролога человеку, умершему от алкоголизма». Такими заметками наверняка балуются только мужчины…

Моя электричка отходила только через полчаса. Я подошел к стойке одной из забегаловок, теснившихся вокруг пригородных касс, и поставил банку с пивом на стол. А потом заказал все, что пожелала моя измученная душа. Точнее, то, что имелось в ассортименте.

Поглощая вокзальную снедь, я меланхолично подумал, что еда, в сущности, заурядное убийство. Мы грубо откручиваем редиске голову, безжалостно расчленяем нежно-розовое тельце сосиски, равнодушно отгрызаем зеленую попку соленого огурца, жадно пьем кефирную кровь. Или пивную… Я отхлебнул пива и на этой грустной мысли закончил трапезу. После чего с наслаждением закурил и, вполне умиротворенный, двинулся на платформу. По пути я купил пакет гречневой крупы, батон колбасы и, на всякий случай, пол-литра водки. Для контакта с дедушкой.

Наконец показалась красная мордочка электрички. На платформу повалил народ, я с сомнением вглядывался в своих будущих попутчиков – вроде бы преследования не наблюдалось.

Довольно долго мы тащились по Москве. От нечего делать я рассматривал люстры в окнах домов, обступивших железную дорогу. Все они были почти одинаковые. Одни похожи на гигантских пауков, другие – на исполинские груши. У меня на кухне висела «груша», а в комнате – «паук». Вернусь ли я когда-нибудь к себе домой?

Когда за окнами потянулись поля, в вагон вошла девушка с пачкой книжек и газет. Книгоноша была закутана в пуховый платок, перевязанный крест-накрест. На ногах у нее красовались обрезанные валенки. Лицо девушки приняло одухотворенное выражение, словно она вознамерилась исполнить ораторию Баха, но вместо этого девица звонко запричитала:

– Исключительная книга «Как кормить мужа»! Сто рецептов недорогой и вкусной кухни! Салат из макарон, компот из помидор, маринады из апельсин и оладьи из огурец.

Я подивился своеобразному обращению с великим и могучим. Несколько теток закопошились в своих сумках. Судя по всему, им не терпелось изучить все тонкости кормления зверя по имени «муж», а заодно подправить пошатнувшиеся семейные отношения. В поисках путей к сердцу своих мужчин они готовы были принять за аксиому любую глупость.

Тем временем, распродав часть книг, девушка продолжала вещать:

– Интереснейшая газета «Московское дно». Его ищет багровый урод! Вурдалаки затягивают рыбаков под лед! Столичные педагоги умирают последними! Свежайшая информация о готовящихся преступлениях!

«Педагоги» меня чем-то привлекли, и я приобрел пачкающийся (краской, разумеется) номер «Дна». На первой же странице я с ужасом прочел следующее:

На днях, как сообщает наш корреспондент, было совершено покушение на московского учителя В. Его фамилию мы не называем по вполне понятным причинам.

Семеро неизвестных ворвались в квартиру педагога и учинили там форменный погром. По непроверенной информации, В. был связан с одной из группировок и задолжал ей крупную сумму денег. Не обнаружив педагога в квартире, преступники скрылись с места преступления. Сам В. тоже скрылся в неизвестном направлении. Объявлен розыск.

О багровом уроде, который кого-то ищет, и вурдалаках, имеющих странную привычку затягивать под лед любителей зимней рыбалки, я читать уже не стал. С меня было достаточно и того, что я узнал из первой заметки. Несмотря на прохладу, царившую в вагоне, струйка пота медленно скатилась мне за воротник. Вот ужас! Значит, мои опасения были не напрасны. Неназванный педагог В. наверняка я сам!

Что-то теперь творится в моей бедной квартире? А что означают слова «объявлен розыск»? Кем объявлен? Милицией? А может, преступниками? В любом случае Кэт меня не выдаст.

Мне вдруг показалось, что поезд едва тащится. Я сунул газету под лавку и, чтобы хоть чуть-чуть скорее добраться до цели, двинулся по вагонам к голове электрички. Перелезая через сцепки, я осторожно заглядывал в запотевшие окошечки тамбуров: не стоит ли там кто? В одном из тамбуров курили два подвыпивших мужичка. Они показались мне подозрительными, и я минут на пять застрял в холодной клетушке. Внезапно в мой зад ударилось что-то твердое. От неожиданности я подпрыгнул.

– Ну что встал, ни туда ни сюда! – закричала разносчица газет и забарабанила варежками по моей дрожащей спине. – Примерз, что ли?

Я открыл скрипучую дверь и поскакал дальше. За спиной разносилось:

– «Московское дно»! Багровый урод! Вурдалаки!

И, вот ужас, опять:

– Столичные педагоги умирают последними!

Ну уж нет! Так просто я не сдамся!

Дом Катькиного дедушки Афанасия Никитича был похож на инопланетный корабль, утопающий в сугробах. Крыша, в традиционном смысле этого слова, отсутствовала. Вместо нее над первым этажом высился стеклянный куб, увешанный по бокам сосульками.

Двор перед этим странным сооружением ничем не отличался от любого двора Центрального района России. Он начинался прямо за щитом с выцветшей надписью:

ПУТЬ К РАССВЕТУ

У крыльца суматошно носилась продрогшая курица, сбоку от дома стояла неизменно зеленая покосившаяся будка.