Константин Николаев - Брачный сезон или Эксперименты с женой

В испуге я захлопнул за собой дверцу и плюхнулся на топчан лицом вниз. Грохот, похоже, привел организм Афанасия Никитича в действие: из комнаты донесся оглушительный храп.

Гулять, однако, я передумал и стянул с себя телогрейку. Вот утром я уж точно займу АЖП, как говаривал институтский доцент физвоспитания, и налажу ЗОЖ. То есть активную жизненную позицию и здоровый образ жизни. А сегодня я без них как-нибудь обойдусь.

Проснулся я часов в десять вечера от света шахтерской керосинки. Надо мной стоял Афанасий Никитич.

–Что-то ты заспался, молодой человек. Все уже заждались… Давай-давай, форма одежды – парадная.

Сам старик явно отвечал этому требованию. Его подбородок был тщательно выбрит и благоухал «Шипром». Вместо беретика на его голове красовалась обширная лысина, сдобренная по бокам благородными кустиками, напоминавшими клочья пены для бритья. Старик был облачен в старомодный шевиотовый костюм с острыми лацканами. Галстука, правда, не было.

Я потянулся было за телогрейкой, но дед остановил меня:

– Только пиджак! Дело-то святое!

Накинув пиджак, я попытался просунуть непослушную голову в петлю галстука.

– А галстук не надо. Он только мешать будет…

Окончательно заинтригованный, я облачился в брюки и побрел за стариком. Он держал путь наверх по скрипучей лестнице.

На втором этаже я зажмурился от ослепительного сияния люминесцентных ламп. Разглядеть обстановку не представлялось возможным. Я едва не задохнулся – воздух здесь был густой и влажный. Послышались восторженные реплики. Мужской голос, нещадно коверкая французские слова, сказал:

– Ну, Никитич, это просто магнифисан! Тре бьен! Новель! И где ты только их берешь? Новичков?

Женский показался мне знакомым:

– Ой, хорошенький какой! Прямо игрушка!

Это я-то хорошенький! Ну надо же!

– Аннет, я бы вас попросил, – сказал мужчина.

Женщина осеклась.

– По-моему, я где-то его уже видела…

– Знакомьтесь, это Арсений, – представил меня Афанасий Никитич.

– Можно Сеня, – поправил я и открыл глаза.

Передо мной стоял стол, обтянутый зеленым сукном и исчерченный мелом. За столом сидели двое. Мужчина средних лет в шляпе и черной рубашке с белыми манжетами нервно теребил колоду карт. Под его чеканным носом примостились тоненькие усики.

Женщина была мне знакома. Это оказалась давешняя разносчица газет. Только сейчас она выглядела гораздо симпатичнее: волосы стянуты в строгий узел, на шее кружевной воротничок, на плечах – цветастая шаль. Все остальное находилось под столом.

Я огляделся по сторонам. Прямо надо мной была стеклянная крыша, тщательно очищенная от снега. Через нее на меня с ночного зимнего неба взирали звезды. А под крышей в тепле и уюте произрастали сотни диковинных растений. Цвели азалии, оранжевыми солнцами свисали с веток мандарины, под самым потолком грудились начавшие желтеть связки бананов. Внизу толпились разнокалиберные кактусы. По их колючкам упрямо карабкались вверх пупырчатые огурцы и лианы, украшенные цветами всех оттенков и конфигураций.

От этого зрелища у меня захватило дух. Афанасий Никитич, гордо подбоченясь, стоял под смоковницей.

– Угощайся, а я пока представлю тебе соперников.

«Соперники» за столом приосанились. Я сорвал с ветки мандарин, а француз начал разливать привезенную мной водку.

– Альфред Бега, – начал с него Никитич. – Большой любитель преферанса. Особенно зимой, потому что летом он целиком и полностью загружен работой. Разбивает английские газоны по всему Подмосковью. На дачах у этих… У новых русских.

– Я еще подставочки для яиц собираю, – подал голос Альфред. – У вас случайно не завалялось? А то знаете, как бывает, ест себе человек яйца и не подозревает, из какого сокровища он их ест.

Я покачал головой. Подставочки для яиц у меня не было не то что с собой, но даже дома.

Тем временем старик продолжал:

– Девушку зовут Анюта Веточкина. Продает газеты в электричках…

– Да я уж знаю.

– Пришлось научить ее играть. Не век же нам с Альфредом гусарика на двоих расписывать, – пояснил Никитич и пригласил меня за стол.

– За знакомство, – предложил месье Бега и поднял рюмку. – Как говорится, бон пети!

Все выпили и сорвали по свежему огурчику. Анюта раскраснелась. Она аппетитно захрустела огурцом, с интересом поглядывая на меня,

– Ну-с, начнем, – сказал Афанасий Никитич и начал раздавать карты. Альфред принялся чертить мелом на сукне.

– Почем вист? – поинтересовался я тоном знатока.

– Сотка, – небрежно бросил француз.

– Что значит – сотка? – испугался я. – Сто долларов, что ли?

– Это Никитич придумал так играть, – успокоила меня Анюта. – Земли-то у всех – хоть отбавляй.

Теперь я понял, что имел в виду Катькин дедушка, когда говорил, что заезжий гость остался «должен семь гектар с хвостиком». Вот оно, значит, что!

– Но у меня нет земли, – еще больше испугался я. – Только денег немножко…

– На деньги неинтересно, – протянула Анюта и повела плечами под шалью.

– Я тебе одолжу для начала гектарчик, – сказал Афанасий Никитич. – Потом как-нибудь отдашь, когда отыграешься.

Пришлось согласиться, и игра началась. В моей памяти мало-помалу всплывали комбинации, которым меня научила еще Кэт. Ужасно не люблю влезать в долги, поэтому мне непременно нужно выиграть или хотя бы не проиграть. «В любви мне последнее время не везет, – подумал я и посмотрел на вздернутый Анютин носик, – так что должно повезти в карты».

– Алле и вуаля, – произнес Альфред Бега и сделал первый ход в бубну.

– Ну нет бубей, хоть лбом их бей! – патетически вздохнул дедушка моей лучшей подруги и наморщил лысину.

Анюта помусолила карты и начала явно подыгрывать мне. После первого круга месье Бега разлил еще водки и предложил нечто невразумительное:

– Пур либертэ, фратернитэ и, если так можно выразиться, эгалитэ!

Все закусили свежими помидорами, которые в избытке произрастали в этом карточном доме. Мне хотелось курить, но последнюю «Яву» я выкурил после того, как мы с Никитичем распилили бревно.

– У вас закурить не найдется? – задал я типично хулиганский вопрос французу.

Он пожал плечами. С места сорвалась Анюта. Она исчезла в тропических джунглях и через минуту вернулась с толстой сигарой.

– Вот, Никитич сам крутит. Из своего табака.

Я удивился, но сигару взял. Старик довольно крякнул и поднес мне спичку. Табак оказался удивительно душистым. Прочтя недоумение на моем лице, Афанасий Никитич пояснил:

– Я туда лавровый лист добавляю. И манго. Для скуса.

Скуса! Катькин дедушка очень старался быть настоящим пейзанином. Альфред протянул мне карты.